важны были догматическия определения, поставленныя собором о Божестве Духа Святаго и о человеческом естестве в Иисусе Христе, служившия изъяснением и дополнением сказаннаго в символе никейском. Обратим внимание на одно объяснение терминов богословских. Св. Григорий Богослов, свидетель споров, какие возникали от различнаго их употребления, причисляет это дело Афанасия к одним из важнейших его подвигов. Это полезнее продолжительных трудов и речей, – говорит он, – предпочтительнее многих бдений; это равняется достославным изгнаниям и неоднократному бегству самого Афанасия[347].

Сильное влияние Афанасия на город Александрию и на дела отдаленных церквей, встревожило Юлиана. От Александрии, еще недавно славившейся своею философиею, которая стремилась поддержать верования язычества, он ожидал вспомоществования, а не противодействия своим планам. И епископов он вызвал из заточения, православных и ариан, не для блага Церкви, но для того, чтобы более разстроить ея раздорами и среди несогласий делать, что ему хотелось[348]. Обманувшись в своих ожиданиях, он воспользовался лукавою неопределенностию своего едикта о возвращенных епископах. Там не было сказано прямо, что они могут вступить в управление своими церквами, хотя никто иначе и не мог разуметь даннаго позволения. Итак, вменяя Афанасию в вину, будто бы он самовольно присвоил себе права, у него отнятыя прежними императорами, Юлиан дал повеление изгнать его из Александрии немедленно. «Чтущему богов народу александрийскому, – писал он, – не мало причиняет неприятности то, что снова занял он престол»[349], – и угрожал тягчайшим наказанием за неисполнение этого предписания, – хотя не мог не знать, что большинство жителей – на стороне христианства, и следовательно – Афанасия.

Сколько ни было несправедливо такое повеление, – Афанасий повиновался, и немедленно оставив город (23 окт. 362 г.) поселился не вдалеке от него[350]. С скорбию и слезами провожали его верные; но он утешал их: не плачьте! это – небольшое облако, и оно скоро пройдет. На другой день, вслед за Афанасием изгнаны были и посланы в заточение двое его пресвитеров; Павел и Астериций. При этом не обошлось без насилий и даже кровопролития. Церковь Кесарева еще раз пострадала от огня. Во всем этом главное участие принимал какой-то философ царский, Пифиодор, может быть, член языческаго музея, или училища александрийского[351].

Недовольные удалением своего епископа, александрийцы просили-было императора о возвращения. Но Юлиан, назвав просителей «больною частию города», не только отверг их просьбу, но и приказал изгнать Афанасия из Египта. В послании своем к александрийцам, Юлиан напоминал им об основателе их города, Александре, об их прежних верованиях, глумился над почитанием Сына Божия, грубо смеялся над Афанасием, выставлял его человеком вредным для общественнаго спокойствия[352]. Все это, однако же, дурно закрывало его тайную мысль, которая яснее выразилась, тогда же, в письме его к префекту египетскому: «весьма мне неприятно, писал Юлиан об Афанасие, что, при его старании, все боги – в пренебрежении, и он в мое царствование осмелился крестить знатных гречанок»[353]. Вот, что раздражало Юлиана!

Узнав о неудачных последствиях ходатайства александрийцев, св. Афанасий тайно оставил место своего пребывания, и удалился в верхний Египет, к инокам, которыя и прежде давали ему убежище[354]. Для них ничего не стоило и потерпеть за своего архипастыря, какие бы то ни было страдания: они считали это гораздо богоугоднее и выше продолжительных постов, возлежания на голой земле и других подвигов самоумерщвления[355]. Слыша о насилиях, какия совершались в Сирии и Палестине, – как там в жестоких страданиях умерщвляемы были епископы и миряне, – можно было опасаться подобной участи и Афанасию. Но опасность только более выказывала величие его духа и особенное блюдение над ним Промысла Вышняго.

Переходя с места на место, св. Афанасий прибыл в Антиной, к авве Паммону, который имел здесь свой монастырь[356]. Сюда явился к нему и настоятель тавеннский, Феодор «освященный», который также вблизи, на противоположном берегу Нила, в окрестностях Гермополя, имел монастырь, зависящий от Тавенны. Св. Афанасий намеревался плыть далее, укрыться в том монастыре, где прежде его искали. Оба аввы предложили ему свои услуги. Паммон изъявил желание быть ему спутником, Феодор дал крытую лодку и иноков для управления ею, и оба старались утешать его. Но, укрепляемый молитвою, он не унывал. «Поверьте мне, отвечал он спутникам своим, мое сердце не бывает столько полно упования во дни мира, сколько во время гонения. Ибо я уверен, что страдая за Христа, и укрепляемый Его благодатию, если и буду умерщвлен, – обрету еще большую милость у Него». – Но на этот раз прозорливые старцы имели возвестить ему нечто более обыкновенных утешений. «В настоящий час пал Юлиан в Персии, – сказал Феодор. К нему идет слово пророческое: презорливый и обидливый муж и величавый ничесоже скончает» (Аввакум 2, 5). В тоже время Феодор предрек, что преемник Юлиана будет христианин, но не долго будет жить, и потому советовал св. Афанасию, не утруждая себя дальнейшим путешествием, в Фиваиду, тайно поспешить ко двору новаго государя. «Ты встретишь его на пути, – прибавил Феодор, – будешь принят им с любовию, и возвратишься в свою Церковь»[357].

Юлиан скончался на войне против персов, пораженный стрелою (23 июня 363). Избранный на его место Иовиниан, действительно, был предан вере христианской. Итак, царство язычников кончилось. Покушение Юлиана было последнею попыткой умирающаго язычества – снова господствовать над империею; но эта попытка была отражена десницею Вышняго.

Св. Афанасий, вняв совету прозорливаго старца, не устрашился предпринять указанный ему отдаленный путь для блага Церкви[358]. В тогдашнем положении дел не нужно было выпускать из вида, что ариане постараются предвосхитить себе расположение новаго Государя. Итак, не останавливаясь на долго в Александрии, и не открывая своего намерения многим, св. Афанасий отправился на Восток, в Сирию. Есть известие, что он доходил даже до Едессы, и там еще предостерег Иовиниана от внушений двух арианских епископов, уже явившихся сюда с своим исповеданием[359]. В Антиохии, когда окружили его проповедники разных учений, – Иовиниан пожелал иметь письменное изложение учения веры от старейшаго из представителей восточных, по кафедре и по достоинствам, участника никейскаго Собора, стоявшаго во главе православных. Св. Афанасий представил ему это исповедание, которое защищал доселе словом и страданиями. Восхвалив расположение Государя к предметам небесным, он предлагает держаться символа никейскаго Собора, как веры Апостольской, всеми принятой, исключая немногих; обличает ариан за их дерзкия покушения заменить его своими символами; изчисляет страны, в которых он содержится, начиная от Испании до