Правда в том, что она уже не могла без него жить. Ее рука немного дрожала, когда она набирала его номер. Откинув волосы от уха, прижала трубку и замерла в ожидании.

– Саския, – раздался его звучный голос.

И хотя она все еще уговаривала себя, что их связывают чисто сексуальные и деловые отношения, это мало помогало, потому что от одного звука его голоса ее кожа покрылась мурашками.

– Могу я прийти к тебе сегодня вечером?

Молчание показалось бесконечным, она даже закрыла глаза, слыша, как отчаянно колотится сердце. Не в силах выдерживать напряжения, попыталась объяснить, сделать просьбу естественной.

– С тех пор как ты рассказал о своем доме, я живо представляю что-то вроде головы оленя над твоей кроватью. И не смогу спать, пока не узнаю, права ли я. Удовлетвори мое любопытство.

– Что ж, – медленно произнес он, – мысль, что мой дом стал причиной твоей бессонницы, для меня невыносима. В восемь часов устроит?

– Отлично, в восемь.

– Принеси свою пижаму.

– Тут есть проблема.

– Какая?

– Я не ношу пижам, сплю голой.

– Напоминает Техас. – Она сонно водила рукой по контурам родинки на его обнаженном бедре.

– Но оно круглое, – возразил он так же сонно, приподнял отяжелевшую голову и снова опустил на обитый мягкой кожей край огромной ванны, – его пальцы непрерывно поглаживали ее ступню, лежавшую на его плече.

Она погрузилась глубже в горячую пузырящуюся воду. Мягко лилась песня Нат Кинг Койла из динамиков стереосистемы. Сквозь полузакрытые глаза она смотрела на освещенную закатным солнцем серую стену за плечом Нейта, где висела голова носорога, оказавшаяся фальшивкой.

Неожиданно он дернул ее вниз, так что она с головой ушла в душистую воду. Но сразу поднял и положил ее на себя сверху. Она отвела с лица мокрые волосы назад.

– Расскажи, каково это, расти среди сестер? – И увидела, как затуманился его взгляд.

– Много шума и крика. И не знаю, это относится только к семейке Маккензи или у всех так, но они все время брали мои вещи. Закатывали истерики, ревели. Надевали мои майки и рубашки.

Она не имела сестер, но вспомнила Лисси и ее привычку не только рыться в ее шкафу, но и одалживать вещи без спроса, некоторые книги и диски Саскии были навсегда погребены где-то в недрах дома Лисси.

– Это свойственно женщинам.

– А каково расти без сестер и братьев?

– Очень спокойно. Слишком. Даже скучно. Но может быть, и хорошо, что я была одна, потому что мой отец предпочитал проводить прекрасные воскресные летние дни в университетской библиотеке, а не в парке. Мы никогда не гуляли, не ходили на пикники и в гости.

– А какой была твоя мать?

– Папа не любил о ней говорить. Только если видел ее черты во мне, когда я вела себя слишком выразительно,как он выражался. Он смотрел на меня и хмурился.

– Он больше не женился?

– Мама была для него единственной, и насколько я могла почерпнуть из его отрывочных рассказов, осталась самым ярким воспоминанием. Но он был видный мужчина, профессор, и я видела попытки женщин его соблазнить. Это были студентки, сотрудницы, коллеги, но мой умный красивый отец оставался равнодушным. Он был женат на своей работе, и только когда смотрел на дочь, в его глазах мелькала боль, и я понимала, как он страдает. Из-за той, которая покинула его, и жизнь как будто остановилась. Он просто не замечал других женщин. И я, его дочь, зная это, пыталась смягчить его страдания, как могла.

– По крайней мере, мой отец был со мной до подросткового возраста, – сказал Нейт, – и я успел понять, что такое быть мужчиной в семье. – Он задумчиво устремил глаза вдаль, вспоминая.

Саския снова, в который раз, восхитилась способностью пятнадцатилетнего паренька взвалить на себя обязанности главы семейства. Она подождала, пока он снова посмотрит на нее.

– Я была единственным ребенком, но не чувствовала себя обделенной, я ведь не знала другой жизни, мне не с чем было сравнивать.

– А теперь обещай мне одну вещь.

Все что угодно.

– Слушаю.

– Ты не перенесешь ничего, никаких интимных моментов в наших отношениях и своих соображений по этому поводу в свой проклятый розовый прямоугольник, который вы там нарисовали и где собираете свою статистику.

– Не знаю, не знаю… – протянула она и увидела, как угол его волевого рта приподнялся в усмешке, потом он прижал ее к себе так крепко, что она потеряла возможность отвечать и задавать вопросы. Но, отдаваясь его ласкам, все равно продолжала думать о его детстве, его семье, его отношениях с близкими и друзьями, его связях с женщинами. Интересно, как он их выбирал, что его в них привлекало. И еще о том, как его близкие умудрились сделать его таким, что он не хочет даже слушать о создании собственной семьи. Растаяв под его поцелуями, она обвила руками его голову, и прошептала: – Нейт…

– Молчи. – Он зажал ей рот поцелуем, взгляд потемневших голубых глаз проникал в сердце, в ней навстречу поднимались душащие и требующие выхода желания.

Потом исчезли все мысли, осталось только наслаждение его близостью, и финал, как всегда, был таким потрясающим, что она впала в забытье, а когда очнулась, долго пыталась снова обрести способность мыслить. Она окончательно поняла, что говорит ей ее сердце, она теперь слушала только его. Нейт Маккензи был первым мужчиной в ее жизни, который был с ней не потому, что ему нужны были ее дом, ее вещи, ее деньги. Ему нужна была она сама. Она нашла свою половину. А он? Скорее всего, он об этом просто не думал. Она была очередным приключением в его холостяцкой жизни – оригинальным, не похожим на других. Лучше, если бы это был не Нейт. Только не он. Она рискует отдать сердце и потом остаться ни с чем. С разбитым сердцем, чувствуя себя покинутой и опустошенной, как никогда. Такую рану будет уже не залечить. Но что делать, если она уже не в силах от него отказаться? Все ее благоразумие буквально таяло с каждым свиданием, и сегодня она его лишилась окончательно.

– Мы когда-нибудь собираемся любить друг друга в кровати, как положено? – спросила она чуть охрипшим от волнения голосом.

– Непременно. И скорее, чем ты думаешь.

Нейт положил голову ей на плечо, пряча улыбку.

Слегка куснул на плече розу, нежно поцеловал и поднялся из воды. Выйдя из ванны, теперь он стоял в золотистом свете, как обнаженный бог, такой прекрасный в своей мужественности. Потом наклонился, поднял ее на ноги, взвалил на плечо, как охотник добычу, и понес из своей огромной ванной комнаты в спальню – с элегантными обоями в полоску, с огромной кроватью из темного дерева с кожаными спинками.

– Вот это да! Прямо центр торжества тестостерона!

– Я же говорил тебе – мой дизайнер сошел с ума. – И, поцеловав ее пониже спины, сбросил на постель.