– Мне это дело совсем не нравится, – заявил начальник Третьего отделения и, наконец, рухнул на стоящий позади него диванчик. – Определенно не нравится, Матвей Евграфович.

– Я понимаю, Кондратий Ксенофонтович. Убийства множатся, но…

– Я вовсе не об этом, – в голосе Буйчилова сквозило неприкрытое раздражение. – Я о том, во что нам пришлось ввязаться.

– И во что же?

– Политика, Матвей Евграфович, политика. Вот что неприятно, черт возьми! Я имел разговор с Цуревичем в пятом часу утра. И знаете, что он изволил сказать мне?

Головацкий не знал, а потому воздержался от какого-либо ответа. Буйчилов продолжил сам:

– Он сказал мне, чтобы мы не слишком усердствовали. Понимаете? Это он мне! Начальнику Третьего отделения! Но я понял, что имеет в виду Цуревич. Равно как понял и то, что говорить он изволит не от своего лица. Ему самому даны указания свыше! – Кондратий Ксенофонтович назидательно поднял вверх указательный палец и ткнул им куда-то в направлении потолка. – А почему, спрашивается, возникла такая постановка вопроса? Я отвечу вам, уважаемый Матвей Евграфович. Охотно отвечу. Политика!

– Да-с… – Головацкий пыхнул сигарой. – Я понял. И что же? Мы прекращаем расследование?

Сообщать Буйчилову о личности господина Звонарева, равно как и обо всем остальном, что удалось выяснить ему самому в разговоре с Гурьяновым, профессор не торопился. Но Матвей Евграфович успел составить свой план действий. В течение ближайшего часа он ждал человека. Все того же человека, на помощь которого и рассчитывал. А тут выходило…

– Я не знаю, – честно признался Буйчилов. – Официальных распоряжений о прекращении дела пока не поступало. Я сказал вам лишь то, что услышал от Цуревича. «Не слишком усердствуйте, Кондратий Ксенофонтович». Пока только намек, как вы сами должны понимать, и не более того…

– А что сказал Гурьянов? Вам что-нибудь известно об этом?

– Да, в общих чертах, – Буйчилов закинул ногу на ногу, затем тут же сбросил ее, вознамерился подняться с дивана, но в последний момент передумал. Не нужно было обладать излишней наблюдательностью, дабы понять, в каком раздерганном состоянии пребывал начальник Третьего отделения. – Корниевич готовил заговор. Корниевич и остальные члены кружка. Но генерал, разумеется, был ключевой фигурой в планируемом перевороте. Социал-демократическое движение оказывало поддержку Корниевичу, но только поддержку. Заговор строился самим генералом. В чем именно заключался заговор, мне не известно. Хотя я подозреваю, что и сам Гурьянов не знал этого. Не велика птица, Матвей Евграфович. Другое дело – Сербчук. Или тот же граф Щадилов. Князь Рушанский, наконец…

– Так, значит, князь Рушанский тоже состоял в их кружке? – живо отреагировал Головацкий.

Торчащая изо рта профессора сигара давно потухла. Матвей Евграфович вынул ее и опустил в пепельницу.

– Да. Гурьянов показал на него как на одного из организаторов кружка. То есть Рушанский был одним из тех, кто имел наиболее близкие сношения с генералом Корниевичем.

– Очень интересно… Да-с… А на кого еще показал Гурьянов?

– Он назвал много имен, – Буйчилов поморщился. – Вы же знаете, каким умением выуживать информацию славится Цуревич. Не выуживать даже, а выбивать. Я бы сказал именно так. Охранка планирует провести облаву с целью ареста действующих руководителей и рядовых членов антиправительственного кружка. Сегодня вечером. Но… Кого-то, разумеется, возьмут, а кого-то упустят. Всегда уж так получается. Но это не наши проблемы, Матвей Евграфович, не наши. Это проблемы Цуревича и его ведомства…

– Это я понял. – Головацкого интересовало совсем другое. Раз дело не приостановлено официально, он имел полное право действовать решительно и безапелляционно. – Я спрашивал о том, на кого конкретно показал Гурьянов из руководителей кружка. Из ныне живых и действующих.

Буйчилов открыл было рот, собираясь сказать что-то, но вдруг резко осекся. До него дошло, к чему клонил профессор.

– Вы хотите сказать, Матвей Евграфович?.. Нам следует ожидать новых жертв?

– Скажем так, у меня есть такое подозрение, Кондратий Ксенофонтович. У нас имеются какие-то имена?

– Два, – Буйчилов помрачнел еще больше. – Сейчас верхушку антиправительственного кружка, созданного когда-то генералом Корниевичем, представляют два человека. Во всяком случае, именно так выходит со слов Гурьянова.

– Фамилии?

– Некто профессор Шевельков и женщина по имени Белла Розенталь. Однако лично мне, Матвей Евграфович, эти две фамилии ни о чем не говорят. А вам?

Профессор покачал головой. О Шевелькове и Розенталь он, равно как и Буйчилов, слышал впервые. Разумеется, Головацкий собирался свериться чуть позже, по уходе начальника Третьего отделения, со своей картотекой, но сейчас навскидку фамилии были ему незнакомы. Не нашел он в своей картотеке минувшей ночью ничего и на человека по фамилии Звонарев.

– Это могут быть вымышленные имена, – высказал предположение Матвей Евграфович. – Для заговорщиков данный прием – довольно частое дело.

– Возможно, вы и правы. Но нам в любом случае необходимо найти этих господ, если вы полагаете…

– Я не полагаю, Кондратий Ксенофонтович. Я лишь не исключаю подобной возможности…

Спустя десять минут озадаченный туманными намеками собеседника Буйчилов ушел, а Головацкий, как и собирался, немедленно обратился к картотеке. Профессора ждало полнейшее разочарование. Как и в случае с господином Звонаревым, ни на Шевелькова, как бы его ни звали, ни на Беллу Розенталь в заветной папочке не нашлось ни крупицы информации. Но, по словам Гурьянова, выходило, что такие люди должны были существовать в реальности. Мало того, они обязаны были иметь немалый вес, чтобы войти в число доверенных лиц покойного генерала Корниевича. Или Шевельков с Розенталь встали во главе кружка от безысходности? По причине того, что до этого вся верхушка была обезглавлена?..

В связи с этим у Матвея Евграфовича зародились некоторые подозрения. Шевельков и Розенталь вполне могли оказаться причастными к гибели Сербчука, Корниевича и всех остальных. А Звонарев – только исполнитель. Но это лишь предположения, основываться на которых Головацкий не имел права… Ему, в любом случае, необходимо было отыскать каждого из этой троицы.

Матвей Евграфович с немалой долей разочарования положил папку обратно в ящик стола и вернулся в кресло. Пристроил во рту потухшую сигару, чиркнул спичкой. Визитер должен был явиться с минуты на минуту. Глафира Карловна получила от профессора четкие инструкции немедленно препроводить гостя в его кабинет. Без всякого предварительного доклада или уведомления…

Так оно и произошло.

Ровно в половине девятого дверь отворилась, и человек со скрытым под воротником пальто, шарфом и шляпой лицом переступил порог личных апартаментов Матвея Евграфовича и прикрыл за собой дверь. Шляпа визитера сдвинулась на затылок, шарф размотался, и взору Головацкого, как и прежде, предстало небольшое родимое пятно размером с двугривенную монету под левым глазом. Выражение лица гостя было до крайности недовольным.