— Сколько километров от станции Могоча до Тупика?

Встречавший их местный шофер как-то неопределенно развел руками.

— Что, не были там никогда?

— Почему? — обиделся он. — Чуть не каждую неделю там бываю.

— Так сколько же километров будет?

— Ну, если зимой, то, надо думать, чуть больше ста, — без особой уверенности в голосе ответил этот странный водитель и сразу перевел разговор на то, что трудно с запчастями и нужно ему идти кое-что в машине подремонтировать.

Начальник экспедиции Александр Дмитриевич Клочко находился уже на перевалочной базе в поселке Тупик и готовил там караван к отплытию на север. Пока снаряжалась в дорогу машина, молодежь — Варвара Бутова, секретарь-кассир Антонина Морозова и два молодых техника, воспользовавшись свободным часом, чуть не бегом поднялись на ближайшую сопку.

К югу от Могочи гряды сопок терялись в синеве. Там была граница, на которой, как в песне, тучи ходят хмуро; там был воюющий Китай. Оттуда доходили сведения о зверствах японских оккупантов, о том, как самурайскими мечами рубят головы китайцам. Число жертв исчислялось сотнями тысяч. И странно — с этой сопки молодым изыскателям, казалось, стало виднее то, что они не могли как следует разглядеть и понять в Москве. День был тихий, солнечный, но тишина казалась настороженной.

С тех пор, как в 1931 году японские милитаристы оккупировали Маньчжурию, на забайкальской границе поселилась тревога. «Дальневосточный Мюнхен» не умиротворил, а лишь раззадорил агрессора. Газеты сообщали о пытках и массовых казнях в Корее. В прессе развернулась кампания вокруг спорных территорий на границе марионеточного государства Маньчжоу-Го с советским Приморьем. Стремясь ослабить сопротивляемость народов Китая и Кореи, оккупационные власти намеренно способствовали распространению наркотиков, творили жестокий произвол.

Японская авиация терроризировала население. Горели города Китая. Пользуясь многократным перевесом в вооружении, самураи неуклонно продвигались в глубь страны. В конце 1937 года советское правительство направило летчиков-добровольцев и авиационную технику на помощь китайскому народу. По воздушному мосту Алма-Ата — Ланьчжоу — Ханькоу была налажена перегонка самолетов, доставка экипажей. Сталин не испытывал ни малейшего доверия к Гоминьдану. Но добровольцам говорили, что в небе Китая они защищают Родину. Так оно и было: с военно-политической точки зрения, полная оккупация японцами Китая развязала бы милитаристам руки для более дерзких планов относительно Дальнего Востока и Сибири. Так что сшибка в небе Китая происходила всерьез. Речь шла не просто о «спокойствии наших границ», а о том, быть или не быть большой войне на Дальнем Востоке. Всего с октября 1937 по октябрь 1939 года СССР поставил Китаю 985 самолетов, более 1300 орудий, свыше 14 тыс. пулеметов и другое военное имущество. Двести наших летчиков погибли, защищая небо Китая. И кто знает, какую беду они предотвратили ценой своих жизней…

С вершины сопки, где стояли молодые изыскатели, были видны серебряные нити рельсов. Через станцию Могочи по Транссибу безостановочно шли поезда с грузами, пассажирами. А к северу простиралась бескрайняя тайга. Граница рядом. Оборвутся нити рельсов — и весь громадный Дальний Восток будет отрезан от промышленного центра. Туда, на необжитый север, пойдут строители, чтобы за горными хребтами проложить вторую мощную линию обороны. Там возникнут города, рудники, аэродромы… Но для этого нужна точная карта. Для начала — аэрофотоснимки.

Водитель могочинской перевал базы не зря уклонялся от прямого ответа: летом забайкальский автодорожный километраж ни о чем не говорит. До Тупика добирались целых два дня.

Дорога узкой лентой вьется между сопками. Она проложена по вечной мерзлоте. Зимой полотно держится крепко, а теперь дорога разбита, размята, перемолочена колесами, вся в канавах и топях. Это, в сущности, «зимник», который летом приходит в полную негодность. Но ехать надо. Грузовик-трехтонка ЗИС, загруженный бочками с горючим для самолетов, ныряет в рытвины порой по самые борта. Тогда все вылезают из машины, рубят жерди, выстилают впереди гать. Потом вагами — деревянными рычагами размером в телеграфный столб — приподнимают машину, толкают ее вперед, погружаясь сами по колено в топь.

Над машиной белесым облачком кружатся какие-то неведомые горожанам мелкие бабочки, комары и злые пауты, от укусов которых вспухают на лице волдыри. На белокожих москвичек эта голодная туча набрасывается с особенной жадностью. Так, во всяком случае, казалось Варваре Бутовой.

Вот, вылезли из очередной топи и снова поехали на подъем — по камням, по корневищам, по размочаленным стланям. На перевале холодно даже днем — все понадевали телогрейки, но здесь хоть нет трясины. Заночевали в тайге. И весь следующий день до самого вечера — то ехали, трясясь на бочках, то толкали перед собой машину.

Тупика достигли часов в шесть вечера. Прибывших встретил начальник экспедиции Клочко.

— Карбасы и катер готовы, — объявил он вновь прибывшим. — На рассвете двинемся в путь.

Видно было, что ожидал он эту последнюю группу с нетерпением. Что сказать о начальнике экспедиции? Те, кто работал с Александром Дмитриевичем хотя бы один сезон, старались вновь попасть под его начало. Отзывы были лаконичны до предела: «правильный мужик», «настоящий», «четкий организатор». Между тем, руководителем Клочко был очень взыскательным, даже строгим, хотя в обхождении был прост, доступен, не стремился держать дистанцию. Молодежи импонировала его энергия, решительность к личная смелость. Опытные изыскатели особенно ценили в нем внимание и предусмотрительность.

В этот раз Клочко никому не дал передышки: «На карбасах отоспимся». Нельзя было терять ни дня — могла измениться навигационная обстановка на капризной реке. Пройти 350 километров по Тунгиру на самодельных баржах — не шутка. Поэтому бухгалтеру Бутовой, как ни устала с дороги, отдыхать не пришлось. Надо было выверить накопившуюся финансовую и материальную отчетность перевалочной базы. Контроль был строгий, под стать суровому времени.

До двух часов ночи просидели бухгалтер с завбазой над документами. В третьем часу, к рассвету, подписали акт. Сразу пошли на берег. Сырой туман стелился над рекой, но видимость была достаточной. Таежный Тунгир казался тихим и спокойным. Люди уже перебрались на карбасы; на катер и только ждали сигнала, чтобы немедленно двинуться в путь. Застучал мотор; убраны сходни. «Счастливого плавания!» — донеслось с берега.

От Тупика до гидропорта 350 километров сначала по Тунгиру, потом по Олекме. Карбасы были подзагружены основательно, но шли довольно ходко, хотя река в этих местах извилиста, много порогов, прибрежных ловушек, и шкиперам надо быть очень внимательными. Но они — люди опытные и свое дело знают. Карбасы — суденышки разовые, делают их плотники на скорую руку — для перевозки грузов в один конец, только вниз по течению. Добравшись до места, карбасы обычно разбирают на постройку жилища или просто пускают на дрова. Вверх по течению такую неуклюжую баржу катером не вытянуть. Путь от Тупика до гидропорта карбасы обычно «пробегают» дней за семь-девять, в зависимости от скорости течения и направления ветра, и если, конечно, не застрянут на перекате. В этот раз шли с буксировкой, так что задержки не должно было быть.