Когда я одна в квартире, то порой тихонько произношу вслух: «Мамочка!» Я не знаю, что это такое – зову ли я собственную мать, или просто слышу крик Бекки в тот день, когда она увидела, как второй самолет врезается во вторую башню. Наверно, это и то, и другое.

Но это моя история.

И в то же время это история многих. Это история Моллы, история моей соседки по комнате в колледже, а быть может, история Миленьких Девочек Найсли. Мамочка. Мама!

Но эта история и моя. Меня зовут Люси Бартон.

Недавно Крисси сказала о моем нынешнем муже:

– Я люблю его, мама, но надеюсь, что он скончается во сне, а потом моя мачеха тоже умрет, и вы с папой снова будете вместе.

Я поцеловала ее в макушку и подумала: «Это я сотворила такое с моим ребенком».

Понимаю ли я боль, которую чувствуют мои дети? Наверно, понимаю, хотя они, возможно, стали бы утверждать обратное. Но я думаю, что очень хорошо знаю эту боль, которую мы, дети, прижимаем к груди; знаю, как она длится всю нашу жизнь; знаю эту тоску, такую невыносимую, что мы даже не можем плакать. Мы крепко держим ее, и каждое биение сердца твердит: «Это мое, это мое, это мое».

Порой я думаю о том, как солнце садится осенью за нашим маленьким домом. Ты видишь горизонт, весь его круг, и солнце садится у тебя за спиной, небо впереди розовеет, а потом снова приобретает голубоватый оттенок, и эта красота все длится и длится; а потом земля темнеет, становится почти черной на фоне оранжевой линии горизонта; но если повернешься, земля все еще видна глазу, и она такая мягкая; несколько деревьев, тихие поля, уже вспаханные, а небо все медлит, медлит – и, наконец, темнеет.

В такие минуты кажется, что душа способна обрести покой.

Автор благодарит всех, кто помогал ему при написании этой книги: Джима Тирни, Зарину Шей, Минну Фьер, Сюзан Кэмил, Молли Фридрих, Люси Кэрсон, Фонд Больяско и Бенджамина Дрейера.