Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да. — Ему было приятно, что она помнила точную цифру. — Мебель привезут в четверг. Две двуспальные кровати для каждой из больших спален. А ребята устроятся в спальных мешках на полу в любой из остальных комнат.
— А они не будут возражать? Ведь они и так спали в этих мешках все лето в лагере.
— Ты что, шутишь? Они облазят весь дом, чтобы выбрать укромный закуток себе по вкусу Я знаю своих племянников: они обязательно попросятся спать в кладовке или на чердаке. Этот дом создан для детей. — И после многозначительной паузы он вернулся к исходной точке их разговора: — Так ты придешь?
Подняв на него глаза. Джин увидела в его взгляде ту самую напряженную просьбу быть рядом с ней.
— Я думаю, что мне не стоило бы. Я буду чувствовать себя… неловко.
Он ухмыльнулся.
— Деля со мной постель? Но я уже взрослый, и мои родители это поймут. Они будут даже рады. Мое одиночество их беспокоит значительно больше.
— Я не могу. Это было бы неправильно.
— Ну что ж. — Она была прелестна, когда ею овладевала стыдливость. — Тогда просто приезжай на день. — И он с улыбкой понизил голос: — Мы можем заняться любовью потом. Например, когда я отвезу тебя вечером домой.
— Ты неисправим, — укоризненно сказала она, но тоже улыбнулась.
— Значит, придешь?
— Приду. Но смотри, ведь твои родители могут встревожиться, узнав, что их сын связался с простой почтальоншей.
Майкл крепко обнял ее и поцеловал.
— Они будут в восторге, узнав, что ты удостоила своим вниманием их непутевого сына.
Семья Майкла оказалась простой и милой, как он и описал, хотя несколько неожиданностей и подстерегало Джин, когда Майкл заехал за ней и привез к себе домой в субботу после работы. Первой неожиданностью была встреча с его матерью. Эта маленькая ухоженная женщина оказалась сидящей в инвалидном кресле на колесиках.
— Майкл вам не рассказал? — спросила Кейси Йетс вскоре после того, как они познакомились. Они сидели на веранде, наблюдая, как мальчики, их отец и дед вместе с Майклом играют во дворе в бейсбол. — Я увидела это по вашим глазам с первой же минуты. Он считает это само собой разумеющимся и забывает предупредить своих знакомых. Да и мы все тоже. Это ведь произошло так давно.
— А что случилось?
— Меня сбила машина на стоянке возле супермаркета, когда я шла, нагруженная свертками, и не смотрела по сторонам. Наезд был не очень сильный, но весьма неудачный. В то время Розин было восемь, а Майклу только шесть.
Джин могла себе представить это горе, хотя она никогда бы не подумала, что его детство было так омрачено.
— Это, должно быть, было очень тяжело для всех!
— Да, конечно, поначалу. Но мы приспособились. У нас не было выбора. Но расскажите мне о себе, Вирджиния. Сын говорил, что вы работаете почтальоном. И давно?
Чувствуя себя так же непринужденно в разговоре с его матерью, как и с ним самим. Джин рассказала ей о своей работе. А когда миссис Йетс искренне заинтересовалась и начала расспрашивать дальше, рассказала и о многом другом. О том, как работала на дорожном посту по сбору пошлин, о пивной, о заправочной станции.
— Но бьюсь об заклад, что подавальщицей шаров в кегельбане вы никогда не были.
Джин удивленно подняла брови.
— Подавальщицей шаров?
— Это было еще до того, как там установили автоматы, еще до того, как я вышла замуж. Чудесное было время: бегать туда-сюда, водить дружбу с парнями, которые приходили в кегельбан поиграть. Все они относились ко мне очень по-доброму, а когда я начала встречаться со своим будущим мужем, они проверили всю его подноготную, заботясь обо мне.
Джин рассмеялась:
— Удивительно! Вы — и подавальщица шаров! Мне бы никогда в голову не пришло.
— Пришло бы, если бы родились на сорок лет пораньше.
— А почему вы там работали? — с любопытством спросила она. В этой женщине она почувствовала родственную душу.
— Это было интересно и весело. Я встречала там чудесных людей. Разве не из-за этого многие из нас работают?
— А вам не казалось это странным тогда?
— Конечно, нет. У каждого есть свои причины делать то, что он делает. У меня всегда была склонность к авантюрам. Я уверена, что это одно из тех качеств, за которое мой сын любит вас… Ах, вот и Розин! — воскликнула миссис Йетс, спасая от замешательства покрасневшую Джин, когда в дверях появилась стройная женщина в нарядном желтом платье со шляпой в руке. — Джин, дорогая, познакомьтесь, это сестра Майкла, Розин.
Слегка ошарашенная ослепительным видением, Джин встала и улыбнулась. Подарив улыбку, столь же ослепительную, как и вся ее внешность, Розин тепло обняла ее.
— Поверить не могу, — пробормотала Джин, почувствовав аромат, который исходил от Розин. — Вы душитесь лавандой?
— Да, и только ею, — заявила та с озорным пожатием плеч, которое удивительно шло ей, хотя ей было уже около сорока. — Она мой отличительный знак. Иногда я душусь слишком сильно, по мнению мамы, но мне так нравится.
— Вы не поверите, что я подумала, — начала Джин. Она стояла с чуть ошеломленной улыбкой на лице и вдыхала этот знакомый лавандовый аромат. — В первый день, когда я принесла Майклу почту, одно из писем пахло так. А почерк был такой витиеватый…
— И красные чернила? — вмешалась миссис Йетс.
— Ну да. Я предположила, что у Майкла есть страстная любовница.
Розин рассмеялась и поглядела во двор на играющих там мужа и детей.
— Мне приятно думать о себе как о страстной любовнице, но уж только не его. — Она вдруг оставила их и подбежала к перилам веранды. — Он бил по правилам, папа! — закричала она. — Я видела его удар, Тэд был на своей половине поля!
— Но, дорогая, ведь твой отец — судья, — шутливо остановил ее муж. — Ты не должна спорить с ним.
— Нет, буду! Он дал неправильный свисток! Майкл, ты видел? Разве Тэд играл не по правилам?
— Я согласен с Брайаном — с отцом не надо спорить!
— Это потому, что вы проигрываете! — заявила Розин и бросилась к двери веранды. — Эти мужчины совсем не знают, как играть в бейсбол. Папа, — крикнула она, выбегая во двор, — уходи с поля! Судить буду я!
Отец Майкла оказался спокойным рассудительным человеком. Зато Розин явно добавляла пикантности семье. А ребята — ну, ребята были нормальными озорниками, какими и должны быть подростки.
Что касается Джин, то для нее это был и чудесный уик-энд, и в то же время грустный. С каждым часом она ощущала в душе все более противоречивые чувства, а когда уезжала домой, уже с трудом могла сдерживать душевную боль.
— Ну, — сказал Майкл, заглушая мотор своего «скаута» и поворачиваясь к ней, — что ты думаешь о моих родственниках?