Пальнул-то немец не по сугробу, а прямо в Мацину, пуля прошила ему плечо навылет. Он не только не пошевелился, даже не вскрикнул. Знал, что иначе гибель всей группе, да и всему отряду, участвовавшему в операции. Это было его двенадцатое ранение.

В землянке, куда наконец привели немца, пришедшего в себя, Игорь занялся допросом. После обязательной официальной, так сказать, части, как бывает, завязывается разговор. Немец — учитель древней истории, по сути, штатский человек, — удивлялся, как это он так опростоволосился. Ему рассказали о сугробе — Мацине. Немец был потрясен.

— Я всегда рассказывал своим ученикам о мужестве, приводя в пример Муция Сцеволу — древнего римлянина! Но подобное мужество тут, сегодня! Непостижимо, невероятно! Это для меня откровение!

Люди в разведке попадались необыкновенные по мужеству, надежности, чувству долга. Отбор в разведку был задачей не из простых. Во-первых, разведка — дело рисковое, требующее как минимум смелости и как максимум авантюрности склада характера, но и то и другое выявляется только в деле. Во-вторых, существовало негласное указание не брать в разведку украинцев, белорусов и всех, у кого родные, близкие остались на оккупированной территории: списки разведчиков просматривались смершевцами. А в-третьих, подберешь людей ненадежных — подставишь под удар и себя, и своих разведчиков. Недаром в царской армии в Первую мировую разведчиков называли «охотники» — в разведку шли только добровольцы и вели именно охоту на «языков», на сведения о противнике. Перед строем солдат — прибывшего пополнения — Игорь, отбирая в разведку, даже не глядел на тех, кто стоял в последней шеренге или прятал глаза. Но иногда приходилось и агитировать в разведку. Аргументами выступали такие «льготы», как вдоволь спирту-водки, хорошее обмундирование, питание с комендантской кухни, отдельное жилье неподалеку от штаба полка. Действовало, в разведку шли люди особого склада.

У разведчика — жизнь особая. У стрелка в пехоте есть враг, есть стычка, бой. атака. В разведке — все ожидание. Всегда выслеживание, охота. Результат — позднее. Сутками лежать на подслушивании: вот залаяла собака, а раньше ее не было, послышалось ржание — кони появились, к чему бы это? Пушки ли перетаскивают или еще что? Сутками выбирать место, где можно выйти в тыл или взять — языка». Выходить за линию фронта. И непрерывное балансирование, все время на лезвии ножа. Везение в разведке — это от бога и от природного умения вписаться в ситуацию, найти единственный верный ход в игре «жизнь-смерть».

Теперь Игорь, которому присвоили звание старшего лейтенанта, был назначен начальником разведки полка. Командир полка подполковник Болтакс разрешил подобрать нового командира взвода пешей разведки из числа командиров стрелковых взводов. Командовать взводом разведчиков сам попросился лейтенант Сбитнев, ровесник начальника разведки, а может быть, и помоложе…

Николай Сбитнев родом был из Иркутска, подростком с начала войны — промышлял», используя сноровку сибиряка, — научился на железнодорожной станции, рядом с которой жил. определять по звуку, постучав по вагону, наличие в нем банок с мясной тушенкой. Зачастую это удавалось. С такими же лихими железнодорожниками отгоняли вагон в тупик растаскивали по домам такую вкусную лендлизовскую тушенку. Попались они по-смешному. Вместо тушенки в вагоне оказались банки с пушечной смазкой, такой груз охранялся. Короче, Николая судили — дали восемь лет, но заменили отправкой на фронт в штрафной батальон. В боях Николай отличился, был ранен, оправдан, на фронтовых курсах получил воинское звание лейтенанта и прибыл в наш 312-й полк командиром стрелкового взвода. Был крепок физически, вынослив, метко стрелял, а главное — по-человечески был надежен.

На следующий день после назначения его е разведку командир полка вызвал к себе Игоря и Сбитнева:

— Вот пришло письмо от вашей матери, — сказал Болтакс, обращаясь к Сбитневу, — я ей сочувствую: она получила на вас «похоронку», видимо, тяжко пережила известие, а потом пришло от вас письмо с более поздней датой отправки, чем «похоронка». Бывает! Спрашивает, жив ли ее сын. Давайте так, возьмите «языка», отпущу на десять суток домой, успокоите матушку.

Давно примечено было местечко для удобного взятия «языка». Решили не откладывать. Место, конечно, удобное для прохода-пролаза к передовой противника, да вот одно «но». Как передали предшественники, пару месяцев назад немцы насыпали с самолета на это место тех самых противопехотных мин — этаких 25-граммовых пластмассовых баночек типа вазелиновых. Мины сбрасывались с низко летящего самолета вроде нашего — кукурузника». При ударе о землю такие мины взводятся. Миноискатель их не берет, в снегу их не видно. Наступишь на такой «вазелинчик» — убить не убьет, а пальцы ног оторвет, ступню покалечит, чем, между прочим, пользовались некоторые типы, жаждавшие смыться с переднего края: как самострел такое ранение квалифицировать не получалось. Из соседней части присел как-то человек по делам под кустик — все мясцо с ягодиц снесло, а в госпитале признали ранение за легкое: кости не повреждены — пойди разберись. Короче, коварные баночки. Поэтому немцы этот район считали для себя безопасным и даже часовых не выставляли.

Наши саперы тоже считали это место безнадежным для проделывания прохода в минном поле. Прокатать катками тропы, как это они делали в других местах, — означало наделать шума, привлечь внимание противника к этому участку нейтралки, выбирать баночки из снега руками — тем более бесперспективное занятие, короче, они отказались от участия в деле, которое для них было невыполнимым. Разведчики все же решили брать «языка» именно здесь, «на слабо». Солдат, знавших обстановку, для проделывания прохода не стали привлекать, а поползли делать проход вдвоем, двое офицеров — Бескин и Сбитнев, он и предложил прощупывать снег шомполами. Уж больно заманчива была перспектива взять «языка» в таком неожиданном месте и получить желанный отпуск домой, в Сибирь. А прощупывать предстояло буквально каждый сантиметр проделываемого прохода.

Вышли в глухую ночь, в маскхалатах, автоматы забинтовали, все как положено. Николай, правда, просился сразу в группу захвата, но для первого выхода в разведку назначили его в группу обеспечения. Николай пополз первым, Игорь — командир — чуть левее, на полкорпуса сзади: проход нужен был пошире, если тащить «языка». Остальные — за ними в небольшом отдалении по проходу, проделанному в снегу телами первой пары. Сантиметр за сантиметром, на вытянутую руку прощупывали Игорь и Николай перед собой снег. Баночки попадались — их аккуратно откладывали в сторону. И уж как тщательно ни прощупывали, Николай пропустил-таки мину… Взрыв! Коле снесло полголовы. У Игоря, слегка контуженного, все лицо, очки залило, забрызгало кровью Николая. Ползшие сзади разведчики все видели и, подобравшись к командиру, потащили Игоря за ноги назад по тропе. Немцы немедленно осветили ракетами место взрыва, обстреляли группу, двоих легко ранили. Еле выбрались к своим. Сбитнева в эту ночь вытащить не смогли. На следующую ночь разведчики снова поползли по проложенной тропе за телом Сбитнева, их опять обстреляли, еще одного ранили. Немцы теперь были настороже, даже выползти на нейтралку не удавалось. А еще через ночь полк передвинули левее этого участка. Сдавая район обороны сменяющей части, Игорь специально отметил на карте и показал начальнику разведки сменившей части на местности, где лежит погибший разведчик, просил вытащить, похоронить.