Книга писалась долго и непросто. Когда память почти через полвека начала во сне

возвращать немолодому ветерану Отечественной войны осколки прошлого и стали восстанавливаться эпизоды далеких военных лет, он не мог не поделиться ими со мной. Было бы грешно не кинуться к перу и бумаге, то бишь к пишущей машинке, успевая записывать если не дословные рассказы, то хотя бы их фабулу для дальнейшей отработки текстов.

По фрагментикам, по небольшим эпизодам почти два года вели ветеран и я этот диалог с прошлым Игоря, дополняя, уточняя и превращая меня в соавтора. Книгу решили назвать «Выпало — жить!», иначе и не скажешь — жребий судьбы. И появилась первая часть книги «Зарубки на памяти» — автобиографические рассказы, воспоминания фронтовика-разведчика, инвалида войны, полковника в отставке Бескина Игоря Александровича.

Лейтенант фронтовых дней Бескин И.А. успел не только прочесть рукопись этой части) но дополнял что-то ранее ускользнувшее, пропущенное в исходных рассказах. Особенно это касалось эпизодов, связанных с освобождением Холма Новгородской области. Некто Ларри Бургдорф, американец, одно время работавший в России и живо интересующийся историей города Холм, узнал, уж и не помню каким образом, что жив один из участников военных событий 1944 года, — Игорь Александрович. Более того, что им написана книга военных воспоминаний. У самого Бургдорфа оказалась книга Оскара Перро, изданная в Канаде, воевавшего там же, но по другую сторону окопов. Естественно, возник активный контакт, посыпались вопросы Бургдорфа, восстанавливались детали, шло пополнение текста, об этом ниже.

Все мы когда-то присоединяемся к большинству. Не стало и ветерана Бескина И.А., которому выпало прожить 81 год. А раз судьба распорядилась «Жить!», то, естественно, возникла необходимость рассказать о том, как он, из числа немногих уцелевших его сверстников, жил после 1945 года? Как распорядился этим даром судьбы?

Вот и появилась вторая часть этой книги — «Эпилог после эпилога», в которой мы уже вдвоем с Игорем Александровичем, с Игорем «листаем» годы, где я уже не просто соавтор — некто за кадром и где мы — едины и все написано уже от первого лица, от лица соавтора, друга, жены.

На воде застыл огромный ярко-красный поплавок бакена. Неподалеку, на хребте большого моста через канал, ровно гудит шоссе, непрерывный поток машин Москва — Петербург; тогдашний Ленинград. Изредка из-под моста с шумом вылетает шустрый кораблик на подводных крыльях или величаво выплывает белая громадина многопалубного пассажирского теплохода — рядом речной вокзал на Химкинском водохранилище. Гладкие волны набегают тогда рядами на песок, раскачивают бакен и дробят отражение леса на другом берегу. Приглушенно шумит шоссе, шелестят волны, с отдаленного пляжа слышны голоса мальчишек, зеленая стрекоза зависла над прибрежной травой. Все в покое, все в движении.

На камне у воды сидит человек и, наслаждаясь теплом, запахом воды, покоем, следит за ритмом волн, бегущих вдоль линии песка. У берега вода чиста и прозрачна. Человек немолод, седоват и грузен. Почти шестьдесят пять лет назад именно с этого места они с мальчишками из Истребительного батальона прыгнули в воду канала. И было раннее утро, и только что ему стукнуло восемнадцать, и на другом берегу ждал мальчишек первый бой с живыми врагами. Был июль 1941-го.

Некоторых людей все время тянет вперед, дальше: а что там, за поворотом? Есть люди, которых влекут ушедшее детство и место, где было хорошо, все ясно, уютно, тепло, душевно, но это не более чем уже пройденные дни, там нет ничего нового, интересного. Но вот почти всех людей в определенном возрасте с неизбежностью, кого в сорок, кого в шестьдесят, а кого и в восемьдесят лет, тянет пройтись по старым дорогам, заглянуть во двор, где прошло детство, выйти на пригорок, откуда любовался далями, потянуть за ручку скрипучей двери почти забытого дома. Зачем?

Некоторых притягивают греющие душу воспоминания прошлого, особенно если многолетнего будущего уже вроде и не предвидится. Большинство, оборачиваясь назад, обнаруживают, что тогда «деревья были большими», что городок мал и убог, что высокие ценности прошлого превратились в ничто, а многое стало смешным в своей малости, ненужности, удаленности во времени. Память, как масштаб жизни человека, его движения, роста, дает пищу размышлениям.

Бывает и так: вернешься в свой тихий, всегда понятный мир прошлого, а там тебя уже и нет, все ушло вперед, все изменилось, стало незнакомым, малопонятным. Здания, витрины, афиши, непривычная глазу одежда на прохожих, не читанные за много лет книги, журналы, твои знания давно устарели, в лабораториях непонятные приборы, шкалы и прочее, все понимают происходящее, а ты — нет. Как будто вышел из тайги, где наблюдал только неизменную и непостижимую природу, а тут все ушло куда-то без тебя и надо либо догонять, либо уходить, если не впишешься в новую жизнь. А можно и окуклиться, сохранить в себе старый, привычный мир, замереть. Это уж кому что на роду написано, каждый сам строит свою жизнь.

Соотнеся прошлое и настоящее, человек осознает, насколько он стал умнее, мудрее, человечнее, насколько он стал Человеком, насколько ушел от своего начала, от своей точки отсчета. Человек ставит рядом себя, сегодняшнего, с собой — прошлым. Человек смотрится в свое отражение.

Отражение — понятие многообразное, многосложное, многоликое. Отразились облака в тихой воде, отразился луч в осколке стекла, отразилось лицо в глазах другого, отразился сам человек в стекле, зеркале — увидел своими глазами. Отразился человек в своем прошлом. Есть большой смысл в том, что человека тянет заглянуть в свои ушедшие дни, оценить их с другой высоты, пройдя по старым дорогам, сравнить себя с тем, кем был много лет назад. Это не ностальгия по прошлому, это потребность развития, становления души человека с нормальной психикой, как бы ни было иногда тяжко это заглядывание в прошлое, особенно военное, фронтовое.

Многое уходит из памяти, но не те нелегкие дни, когда часы иногда кажутся сутками, когда человек весь сжимается в пружину, готовую распрямиться в любой момент. Напряжение этой пружины так и остается следами в памяти, характере, судьбе.

у человека, потерявшего ногу, руку, на всю жизнь сохраняются фантомные боли в несуществующей конечности — руки нет, а болит, как живая. Недавно ученые получили как бы отпечатки биополя человека: у ветерана с ампутированной рукой энергетическое свечение испускали не только живые ткани тела, но инесуществующая рука — сохраняется ее энергетическое биополе, отсюда и поступают сигналы боли. Точно так же психика людская сохраняет отпечаток самых концентрированных по переживаниям дней надолго, навсегда, как ни хотел бы человек от них избавиться, забыть.