Тео подрос и похорошел, став симпатягой с ямочками на щеках; он перестал капризничать у меня в руках и пугать огнем по любому поводу и когда улыбался мне или лепетал что-то, мое сердце таяло. Тео казался мне самым красивым, самым интересным и умным ребенком, и, качая его на руках, я рассказывала ему, какой он замечательный.

Порой сам император приходил к нам, чтобы посмотреть на Теодора Гелла и убедиться, что он в порядке. Его величество Дрего долго смотрел на маленького плада, затем, удовлетворенно кряхтя, трогал его за пухлую руку, и, склонившись, скрежетал: «Теодор Тоглуанский». Тео каждый раз пугался и разражался ревом и огнем, и император, смеясь, обращался к нам: «Настоящий дракон!»

Естественно, приходил и Мариан… В первый раз, когда они явились с Геммой, я была сильно напряжена, но зря: Сизеры повели себя очень мило и, склонившись над малышом, который в будущем все у них заберет, расплылись в восторженных улыбках.

— Какой хорошенький! — выдохнула Гемма. — У него ямочки на щеках! И кудри!

— В маму пошел, — шепнул Мариан. — Считается хорошим знаком, когда сын похож на маму.

Тео не испугался светловолосых Сизеров, напротив, заинтересованно посмотрел на них. Мы с Рензо делали все, чтобы у нашей семьи при дворе не было проблем; Мариан с Геммой часто приходили к нам или составляли компанию на прогулках, и вроде бы все между нами было решено, но я все же чувствовала угрозу, да и не я одна.

Стоило Сизеру бросить на меня взгляд, как Гемма каменела. Девушка считывала интерес своего мужа ко мне и старалась балансировать, чтобы мы дружили, но в то же время не были очень близки. Рензо и тот понимал, что Мариан приходит не столько чтобы поглядеть на воспитанника, сколько чтобы поглазеть на меня. Но не только Мариан питал ко мне интерес…

Я вела образ жизни добропорядочной замужней эньоры и матери, мой круг общения был ограничен проверенными людьми, и я не участвовала в придворных увеселениях. Но мне было двадцать пять лет, драконова кровь горела во мне, и даже одетая в унылое платье я притягивала мужские взгляды.

Хлыщи, живущие при дворе, старались ко мне подобраться, откровенно флиртовали, даже когда я шла под руку с мужем, посылали мне цветы и шоколад с записками примерно одинакового содержания. Рензо воспринимал все это спокойно и сам съедал шоколад с чаем, а над посланиями посмеивался.

В Тоглуане бдят за тем, чтобы девушка или женщина не была скомпрометирована: появляться где-то бы то ни было без сопровождения нельзя, не говоря уже об остальном. Не допусти Дракон, эньору увидят в компании с неким эньором! Что тогда будет! Все владение на уши встанет!

Но при дворе нравы гораздо более свободные, здесь такие мелочи, как замужний статус, никого не волнует, и вообще считается, что уважающая себя пладесса должна иметь любовников. О мужчинах и говорить нечего: их любовницы чуть ли не на официальном уровне закреплены. Измена — обыденность, но только не в том случае, если она принесет плоды. Главный смысл брака пладов — родить других пладов, продолжение линии силы. Если пладесса рожает не от своего мужа, ее казнят. В общем, как всегда за все расплачивается женщина…

Император Дрего в силу возраста давно потерял интерес к иным удовольствиям, кроме набивания живота, да и его сын, будущий император, тоже не сильно любит светскую жизнь; этих двоих мужчин, самых главных в империи, не интересует, каким образом развлекаются плады — главное, чтобы сила драконова рода росла. А плады развлекаться умеют…

Я наблюдала из окон своих покоев, как оживляется к вечеру двор, как экипажи заполняются пладами, и представляла, куда покатят эти экипажи: к дорогим ресторанам или дешевым кабакам; к мужским клубам или салонам, в которых царствуют красавицы-эньоры; к маленьким театрам на окраине города или к роскошному зданию императорского оперного театра; к прочим заведениям, в которых кипит жизнь… И мне хотелось куда-нибудь съездить вечером, пообщаться с людьми, чей круг интересов шире, чем обсуждение скучных сплетен, выпить, в конце концов, чего-то более крепкого, чем красное вино, один бокал которого мне разрешается за ужином…

Я чувствовала себя птицей в клетке и порой мне снились сны, в которых я была в кандалах. Такая жизнь не сравнима с жизнью, которую мы с Рензо вели в Тихих огнях. Да, там я тоже сидела дома и скучала, но была счастлива и дышала свободой. У меня было настоящее, которое я выбрала сама. Здесь же, во дворце, выбора мне не дают.

А вот Рензо не скучал. Когда лето подошло к концу, у него началась учеба в университете, и я практически перестала его видеть. Утром он уходил на занятия, затем проводил время с университетскими друзьями, а когда возвращался, ему было не до меня. Я знала, что Блейн дает ему указания и что они видятся и даже бывают вместе в одних местах, и это вызывало у меня беспокойство. Периодически я пыталась что-то вызнать у мужа, но он отказывался посвящать меня в свои дела и знакомить с друзьями. Естественно, меня это злило.

— Это работа, Лери, — устало объяснял Рензо, — все это общение — ради дела. Мне удалось влиться в бунтарскую прослойку студентов, и я хожу на все их сборища, чтобы быть в курсе, что они думают об императоре.

— Поэтому от тебя постоянно пахнет табаком и алкоголем?

— Я не пью много, ты же знаешь.

— В том и дело, что я ничего не знаю! Ты что-то мутишь с Блейном, пропадаешь где-то… У тебя сын растет, не забыл?

— Не забыл, — проговорил Рензо, привлек меня к себе и начал гладить по спине. — Ты у меня самая красивая, самая лучшая, — пробормотал он, — это все я делаю ради тебя…

— Хотя бы рассказывай мне, что делаешь, — обиженно сказала я.

— Ищу убийц твоего отца, Лери.

— А конкретнее? Чем именно ты занят сейчас?

— Сейчас, — прошептал Рензо, подталкивая меня к кровати, — я собираюсь заняться своей женой…

И так постоянно: чуть у него находилось время, он тащил меня в постель, а потом, довольный и уставший, засыпал. А я вот плохо спала ночами. Меня тревожило будущее, тревожил Мариан, взявший на себя роль не только воспитанника моего сына, но и моего опекуна, тревожила ревнующая Гемма, тревожила Кинзия, проживающая где-то в Авииаране и все никак не уезжающая, тревожил император с его планами, тревожили хлыщи, посылающие дурацкие записки, тревожил Блейн, который спелся с моим мужем.

И меня тревожил муж. Раньше Рензо был ласков, много разговаривал со мной, делился планами, часами объяснял мне какие-то схемы и чертежи, говоря о паровых технологиях, и я обожала его такого, слушала зачарованно. А теперь он часто отсутствует, ни о чем не рассказывает, много курит и внимание мне уделяет только в постели. Да, он по-прежнему смотрит на меня с восхищением, но раньше это было восхищение влюбленного, а теперь восхищение желающего. Когда он берет меня, словно подтверждает надо мной супружескую власть… И несмотря на то что Рензо стал более охоч до меня, я постоянно ощущала что-то вроде голода; я томилась не только от скуки придворной жизни, но и от физической неудовлетворенности. Драконова кровь требовала от меня большего, чем давал брак с Рензо…