Смех закончился, и передо мной заметались шесть горящих фигур, полыхающие как факелы и невероятно страшно при этом кричащие. Их предсмертные вопли сливались воедино с откровенно безумным хохотом, а я силился проснуться – и не мог.

А после – снова смех, правда, теперь он сопровождал другую картину, немногим уступающую предыдущей. Казнь. Если точнее – гильотинирование. Один за другим мужчины и женщины вставали на колени, их шеи фиксировала раздвижная доска, и косое лезвие сверкающим на солнце росчерком подытоживало их жизни. Фонтаны крови, радостный вой горожан, пришедших поглядеть на казнь, головы, летящие то в корзины, стоящие у помоста, а то и в толпу, на радость последней.

И человек, стоявший недалеко от эшафота, маленький, безликий, смеющийся над происходящим.

Картины сменяли друг друга, но едино было одно – хохот, безумный, истеричный, жуткий хохот.

А потом я увидел его. Перстень. На этот раз он не прятался за пеленой, я наконец-то разглядел его в деталях. Прямоугольный рубин в основании, который поддерживали десять миниатюрных зубчиков, по пять с каждой стороны. Они были словно десять маленьких пальцев, эта ассоциация сразу появилась у меня в голове. Приметил я и рисунок под камнем, на одной из двух сторон перстня – всадник с занесенным над головой мечом.

Что с другой – не увидел. Не успел. Перстень крутанулся, и я словно нырнул в красноту рубина, она захватила меня как болото, накрыв с головой. Мне не хватало воздуха, я не мог дышать, сон совсем уж перестал быть похожим на таковой, и вот тут, на этот раз очень кстати, в это мерзкое густое марево ворвался посторонний звук.

Смартфон. Он выдернул меня из инферно обратно в реальность. Хвала прогрессу и гаджетам!

Весь мокрый, как мышь, и, скорее всего, с выпученными глазами, я нажал на зеленый кругляш с дергающейся трубкой и просипел:

– А?

– Хрен на, – крайне некорректно и очень недовольно отозвался Михеев. – А лучше проси два, мы тебя барабанщиком сделаем. Дрыхнешь?

– Можно и так сказать, – вытер пот со лба я.

– А ничего, что мы здесь за тебя переживаем, прикидываем, как будем гнездо ведьм выжигать каленым железом в отместку за твою героическую гибель, думаем, покупать тебе от отдела венок на похороны или нет? С одной стороны, ты вроде как нормально с нами контактировал, с другой – не настолько хорошо мы тебя и знаем, чтобы подотчетные деньги тратить. Теперь, кстати, точно покупать не будем. Ты слово не держишь, а в наших кругах подобное не приветствуется.

– Какое слово? – чуть ошалело уточнил я.

– Ты обещал позвонить и устроить мне театр у телефона, – напомнил мне оперативник. – Но этого не сделал. Три ночи на часах, если ты не в курсе, и мне остается только гадать – зажарили тебя в печи, тихонько удавили пояском или просто и банально отравили.

– Мне стыдно, – совершенно не кривя душой признался я. – Забыл. Закрутился с разной ерундой и забыл.

– Забыл, – проворчал Михеев. – Спать лечь не забыл, а меня набрать забыл. Валера, так дела не делаются. На первый раз – ладно, проехали. Но после второго такого же больше можешь мне не звонить, трубку не сниму.

Нехорошо получилось. Некрасиво. Впрочем, кто его знает, может, он сам только что обо мне вспомнил, вот и набрал. Хотя это и неважно, так и так я теперь ему обязан. Пусть долг невелик, но он есть, и придется его отдавать. Люди вроде него могут забыть про деньги, но про услуги – никогда, я это наверняка знаю, у меня родитель точно таких же взглядов, как Михеев, придерживается.

Впрочем – черт с ними с обоими. Меня больше напрягает то, что случилось во сне.

Сдается мне, кому-то надоело, что я сижу без дела, отговариваясь тем, что намеки туманны, и не желая по этой причине искать предмет, после чего этот кто-то показал мне все и сразу. Но при этом в качестве платы меня неплохо попугали, причем, надо заметить, весьма успешно. Было правда страшно. Причем природа страха мне была не вполне понятна, а потому вызывала обоснованные подозрения. Что, собственно, я такого увидел? Ну – люди горят. Ну – головы им рубят. Оно, конечно, неприятно, но при этом не слишком ново. В иных сериалах вещи помасштабней можно увидеть, а если смотреть еще и на большом экране, то все подлинные ужасы Французской революции на данном фоне могут показаться несуразной поделкой начинающих клипмейкеров. Кошмары реального прошлого ничто перед бюджетами топовых киностудий. Будущее наступило, ничего не поделаешь, и теперь мастера спецэффектов и массовых сцен решают, как на самом деле выглядела история человечества.

А самое забавное, что я готов сразу платить такую цену. Лучше один раз побояться, но зато на этом неделю сэкономить. Сейчас время еще есть, но совсем скоро я буду готов платить за лишний день золотом. Чую, так и случится.

Я подошел к небольшому столику, который имелся в гостевом домике, зажег лампу, залез в ящик, где предсказуемо обнаружились бумага и письменные принадлежности. Дядя Сережа рационален до мозга костей, потому приготовил здесь все, что может понадобиться его гостям, среди которых встречаются и такие, что до сих пор предпочитают ноутбуку бумагу и ручку.

Все же хорошо, что мама научила меня рисовать. Без этого мне сейчас жилось бы куда сложней, пришлось бы либо художника где-то искать, который изобразит все, что я ему скажу, либо высылать моим новым партнерам каляки-маляки, которые здорово затруднят поиски предмета.

Ну и здорово, что тут писчие принадлежности есть. Зарисовывать надо сразу, пока перстень перед глазами стоит, уже через час начнут теряться мелкие детали, а к утру возникнут сомнения почти по каждому пункту. Есть везунчики, у которых память работает по принципу «раз увидел, на всю жизнь запомнил», но я не из них.

Минут через десять я закончил рисунок и остался очень доволен полученным результатом. Нет, правда получилось здорово, подобную работу даже маме можно показать. Не халтура однозначно!

Сложив лист с рисунком, я убрал его в карман джинсов, а после покинул гостевой домик, выйдя на улицу. Собственно, если снова в сон не тянет, то не заняться ли делом? В конце концов, темнота теперь мое время, если верить новым приятелям.

Лето достигло своего апогея, потому ночи потихоньку начинали становиться длиннее, закончился тот период, когда зори целуются. Впрочем, луна нынче была достаточно яркая, потому никаких сложностей в том, чтобы достать лопату из домика с инвентарем, у меня не возникло. По поводу охраны я не беспокоился совершенно, даже если она и заметит мои передвижения по прилегающей к дому территории, то мешать точно не станет. Мало ли какие причуды могут возникнуть у гостей? Может, я принципиально большую нужду только на свежем воздухе справляю? Опять же, не исключен тот факт, что я снова решил посетить комнату хозяйской дочери. В такие вопросы они сроду не полезут, потому что их дело обеспечение безопасности, а не контроль за нравственной чистотой Юлии Сергеевны.

Клад учуял меня издалека, он снова заныл и запричитал. Как видно, здорово надоело ему лежать под дубом, забытым теми, кто его туда определил. Вообще – интересно все это. В том смысле – у каждой захоронки свой характер, своя суть, своя судьба. Можно сказать, что клады почти как люди. Какие-то из них властные и злые, какие-то глупые и трусливые, некоторые и вовсе не знают, зачем существуют, потому стремятся побыстрее раствориться в небытии. И формируются эти характеры, как и у нас, под воздействием разных обстоятельств. Первые кирпичики в них закладывают те, кто делают клад кладом. Возьмем ту же призрачную лошадь. Злато-серебро, что она стерегла, было добыто разбоем, в землю его определил грабитель с большой дороги, да еще и на смерть заклял. Само собой, ничего доброго ожидать не стоило, очень уж все густо на крови было замешано. Ну и время внесло свою лепту, злоба золота с его течением только крепчала.