– Эта женщина вас освободила?

Он потянулся за фотокарточкой, взял ее в руки. На него смотрели приветливые Катины глаза, как будто подталкивающие его к признанию. Но он не мог, ведь он пообещал ей никогда, ни при каких обстоятельствах не называть ее имени. Но офицер понял, что он знает эту женщину и не просто знает, он ее любит, и еще больше уверился в благородстве и стойкости сержанта Первых.

– Ну, вот, а вы молчали. Это же наша Катя. А вы молодец и характер у вас чекистский. Побольше бы в наших радах было таких стойких товарищей.

Костя заметил, что он уже не гражданин, а товарищ. Он так и не произнес имя, а в ответ на рассуждения офицера, только пожал плечами.

В конце декабря он попал в действующую армию. Его направили в разведку. Разведчики приняли сдержанно и дали понять, что разведчик, человек особой закваски и отношения здесь другие. Здесь больше думают об общем деле, о задаче, которую необходимо выполнить, а не о собственных жизнях и интересах. Здесь ценится готовность пожертвовать собой ради выполнения задания, ценится чувство локтя и личное мужество. И, если он уверен в себе и готов к такой службе, то они примут его. Людям, которым часто только в паре приходится сражаться с противником, очень важно знать, кто рядом с тобой. Не подведет ли его напарник, не струсит ли в последнюю минуту, не дрогнет ли у него рука от нервного перенапряжения и не даст ли ружье осечку. Очень важно быть уверенным в том, кто идет рядом с тобой. Отсюда и пошли крылатые слова: «Я с ним в разведку не пойду» или наоборот: «С ним и в разведку можно пойти». Его довольно долго приучали к разведывательной работе. Немало дней он пролежал, выдвинувшись за передний край, в, так называемом, «секрете», ведя круглосуточное наблюдение за противником. Он учился все замечать и записывать. Потом брали в группы прикрытия. Так у него вырабатывался навык разведчика, и продолжал вырабатываться в ползании по болотам и по полям. Помокнув под дождем и снегом, попотев под солнцем и отточив солдатскую сноровку, Костя стал заправским разведчиком.

Но он даже представить себе не мог, что долго еще, подготавливая группу к заданию, особист инструктировал одного из своих доверенных, чтобы тот ни на шаг не отставал от Первых, и в случае его перехода к немцам, убил не колеблясь. Этого Костя не знал, но, каждый раз, уходя на задание, ловил на себе тревожный и испытывающий взгляд офицера из СМЕРШа, и ему становилось не по себе. А, когда не получалось встретиться с ним глазами, он спиной ощущал это его недоверие и тревогу. «Почему? – спрашивал он себя, – ведь все стало на свои места. Неужели можно вот так не доверять человеку и в каждом видеть предателя?»

В первое же задание, Костя привел «языка», а было это так. К этой операции готовились очень серьезно. В стороне от КП полка соорудили макет немецкого дзота с траншеями. Такие траншеи опоясывают дзоты. На этом макете группа начала свои тренировки. Надо было научиться быстро и без шума подползать к дзоту и забрасывать в амбразуру гранаты. Подготовка продолжалась неделю, а операция должна была пройти за минуты. В летнее время ночи очень короткие и в этот короткий период темноты необходимо было успеть все сделать. Здесь темнело только около полуночи, а через двойку-тройку часов – светало. Чтобы успеть, вышли в половине первого ночи. На том участке, где должна была проходить их операция, располагалось три дзота. Они находились на таком расстоянии друг от друга, что в случае необходимости могли своим огнем прикрыть соседние дзоты. Каждый из них имел довольно большой обзор. Это усложняло задачу, но не делало ее невыполнимой. А для разведчиков, вообще, не было невыполнимых задач, на то они и разведчики, хотя к дзотам подобраться не замеченными было почти невозможно. Но…средний из трех дзотов располагался на пригорке. К нему вела небольшая лощина. На эту лощину они и возлагали свои надежды. Она подходила прямо к траншее, которая с трех сторон окаймляла дзот. Их задачей было по этой траншее зайти в тыл, откуда немцы не могли ожидать нападения. Все разведчики были разделены на три группы: две группы прикрытия и третья группа захвата. Костя вошел в группу захвата, которая состояла из трех человек: командир, Костя и солдат Храмов.

Чтобы немцы не заметили разведчиков, пробирающихся по лощине, был продуман и предпринят артиллерийский удар, как отвлекающий маневр. И, действительно немцам было не до лощины, и разведчики подошли к траншее и запрыгнули в нее. Но ползти под прикрытием огневого вала было с одной стороны безопасно, потому что он их прикрывал от немцев, а с другой стороны страшно. Ошибись артиллеристы, и осколки накроют их. Но наши не ошиблись. Открыв непрерывный огонь, они отвлекли внимание немцев. Костя полз, прижимаясь к земле так тесно, как это только возможно. По каске барабанили сухие комья земли, оторванные от материнского тела и поднятые на воздух взрывами. Белая ракета, выпущенная командиром, возвещала артиллеристам о прекращении огня. До дзота оставалась сотня метров. Группа захвата бросилась к входу в дзот. В амбразуру полетела первая граната, за ней – вторая. Но сверху дзота раздалась автоматная очередь. Оказалось, что этот дзот двухэтажный. Из амбразуры второго этажа немецкие автоматчики опрокинули на них ливень пуль. Командир скомандовал всем прижаться к стене дзота. Таким образом, они попали в непростреливаемое пространство.

Командир выхватил у Кости автомат, сунув в руки свой пистолет, и скомандовал: «Бросай гранаты!», а сам, отскочив за кочку, стал стрелять по автоматчикам. Костя передал пистолет Храмову и, изловчившись, забросил гранату в амбразуру второго этажа, а противотанковую в дверь. Из нее показались трое немцев с белым платком. Первого, с окровавленными руками, взял Костя. Остальных распределили между командиром и Храмовым. Командиру – огромный сивый мерин, а раненый в ногу – Храмову. Решили вести всех трех. Бойцы с языками беззвучно растворились в темноте. Чуть отойдя от дзота, Костя вспомнил, что автомат у него взял командир, пистолет он отдал Храмову, когда бросал гранаты и сам остался без оружия. Только лимонки висели на поясе. От этой мысли все внутри похолодело. На войне оказаться без оружия страшно. «Но гранаты – тоже оружие, – успокоил себя Костя, если что, подорву гранатами и себя, и врага». Приняв решение, успокоился и повел пленного дальше. Но тут вдруг настойчиво, взахлеб заговорили немецкие минометы. Видно из соседних дзотов, услышав возню, сообщили о нападении противника.

– Шнель, шнель, – торопил его «язык», боясь попасть под осколки собственных мин. Одна, угрожающе завывая, летела прямо ни них. «Как по наводке, – успел подумать Костя, прежде чем, подмяв под себя «языка», плюхнулся на землю. И тут же над ними просвистели осколки, разорвавшейся невдалеке мины. Обожгло левую лопатку. Это чиркнул осколок. Насколько глубоко он вошел по ощущениям не понять, но что задета мягкая ткань – очевидно. Из раны начала сочиться кровь. Пробежав несколько метров, чтобы выскочить за зону, накрываемую осколками, они перевели дух. У немца сильно кровоточила рана на руке. Костя, оторвав полоску от нижней рубахи немца, выше раны наложил жгут.

– Данке, данке, – твердил немец, показывая глазами на свою рубаху, – рвать, рвать, – и переводил взгляд на Костино плечо. Он понял, что немец предлагает ему перевязать его рану. Оторвав две полосы от уже значительно укороченной рубахи, он связал их и передал немцу, предварительно развязав ему руки.