– Но как насчет кузенов и дядей? Разве у этих женщин нет сыновей, которые могли бы присмотреть за ними?

– Теперь все не так… – начала Даглесс, но замолчала при виде официантки, поставившей перед ними сандвичи, совершенно не похожие на те, что подают в Америке. Английский сырный сандвич представлял собой два кусочка белого хлеба, намазанных маслом, между которыми лежали ломтик сыра и крохотный листик салата. Сандвич был маленьким, сухим и безвкусным.

Николас дождался, пока она не начнет есть, прежде чем последовать ее примеру.

– Вам нравится? – спросила она.

– Никакого вкуса, – признался он и, отпив пива, пожал плечами: – И в пиве тоже.

Даглесс оглядела паб и спросила, походит ли он на заведения шестнадцатого века. Не то чтобы она верила, будто… да какая разница?!

– Нет. Здесь темно и тихо. И никакой опасности.

– Но это хорошо. Покой и безопасность всегда лучше.

Николас пожал плечами и в два счета проглотил остатки сандвича.

– Предпочитаю вкус в своей еде и вкус жизни в пабах.

Даглесс, улыбаясь, встала.

– Идем? У нас еще полно дел.

– Идем? Но где же обед?

– Вы только что его съели.

Николас поднял брови:

– Где хозяин?

– Возможно, тот, кто стоит за стойкой бара. И я видела женщину за прилавком. Наверное, она готовит. Погодите минуту, Николас, не устраивайте скандал. Англичане терпеть не могут, когда их посетители создают проблемы. Погодите минуту, я…

Но Николас был уже на полпути к прилавку.

– Еда есть еда, независимо от того, какой год на дворе. Нет, мадам. Оставайтесь, где стоите, а я добуду приличный обед.

Не успела Даглесс оглянуться, как Николас уже что-то серьезно говорил бармену. Тот позвал женщину, и она тоже стала слушать речи Николаса. Увидев, как оба поспешили выполнить приказание, Даглесс поняла, что если Николас вполне освоится с двадцатым веком, у окружающих могут возникнуть проблемы.

Через минуту после того, как он вернулся в кабинку, на столе стало появляться блюдо за блюдом: цыпленок, говядина, большой пирог со свининой, миски с овощами, салатом и омерзительное на вид темное пиво.

– А теперь, мистрис Монтгомери, – объявил он, когда стол едва не затрещал под тяжестью еды, – как вы предлагаете мне найти дорогу домой?

Его глаза весело лучились, и Даглесс сообразила, что на этот раз именно она смотрит на него с открытым ртом. По-видимому, он знает то, что ей недоступно.

– Очко в вашу пользу, – засмеялась она, тыча вилкой в цыплячью ножку. – Почему бы вам не спросить кухарку, знает ли она какие-то колдовские заговоры?

– Может, если смешать содержимое тех бутылочек, что ты купила… – пробормотал Николас, набив рот говядиной, но тут же ойкнул, потому что едва не уколол язык вилкой, которой пытался есть.

– Забудьте о колдовстве, – отмахнулась она, вынимая из пакета блокнот на спиральке и ручку. – Мне нужно знать о вас все, прежде чем начать расследование.

Что, если, зная даты и места, она поможет ему вернуться?

Но даже настырные расспросы не помешали ему поглощать еду.

Оказалось, что он родился шестого июня 1537 года.

– Ваше полное имя или в вашем случае титул? – допрашивала Даглесс. Левой рукой она черпала пюре из пастернака, правой – писала.

– Николас Стаффорд, граф Торнуик, Бакшир и Саутитон, лорд Фарлейн.

Даглесс хлопнула ресницами:

– Что-то еще?

– Несколько баронских титулов. Но не слишком знатных.

– Вот тебе и бароны, – покачала она головой, прежде чем заставить его повторить сказанное. Далее она стала составлять список его владений. Основные его поместья простирались от восточного Йоркшира до южного Уэльса. Кроме того, у него имелись земли во Франции и Ирландии.

Когда у Даглесс закружилась голова от всех этих имен и названий, она захлопнула блокнот.

– Думаю, со всем этим мы сумеем что-то разыскать о вас… о нем, – поправилась она.

Посла «ленча» они зашли в парикмахерскую, где Николаса побрили. Когда он встал, Даглесс не сразу обрела дар речи. Под бородой и усами скрывались полные, чувственные, четко очерченные губы.

– Надеюсь, мадам, я не так плох? – спросил он, тихо хмыкнув при виде ее лица.

– Сойдете, – кивнула она, пытаясь притвориться, что видела и получше. Но когда пошла вперед, в ушах зазвенел его смех. Тщеславен! Уж очень он тщеславен!

Когда они вернулись в пансион, хозяйка сообщила, что освободилась комната с ванной.

Благоразумная, здравомыслящая часть сознания Даглесс подсказывала, что ей следовало бы попросить отдельную комнату, но, когда хозяйка вопросительно глянула на девушку, та промолчала. Кроме того, если приедет Роберт, ему полезно увидеть ее с этим божественным красавцем.

После того как они перенесли нехитрые пожитки в новую комнату, пришлось снова отправиться в церковь и поговорить с викарием. Но от Роберта не было ни слуху ни духу. Тогда они отправились в бакалею, купили сыра и фруктов, раздобыли у мясника пирогов с мясом, у пекаря – хлеба, булочек и пирожных, а в винном магазине нашли две бутылки хорошего вина.

Когда настало время пить чай, Даглесс едва держалась на ногах.

– Мой казначей выглядит так, словно вот-вот утонет, – усмехнулся Николас.

Даглесс не спросила, что это значит. Они добрались до своего маленького отеля и отнесли в сад пакет с книгами.

Миссис Бисли подала им чай с булочками и принесла одеяло, которое они расстелили на траве, после чего, расположившись поудобнее, пили чай, ели булочки и просматривали книги. На дворе стояла прекрасная английская погода: теплая, но не жаркая. В зеленом саду царили мир и покой, в воздухе пахло розами. Даглесс сидела на одеяле; Николас растянулся на животе и ел булочки, осторожно переворачивая страницы свободной рукой.

Тонкая сорочка натянулась на спине, брюки льнули к бедрам. Черные волны волос падали на воротничок. Даглесс поймала себя на том, что смотрит не столько в книгу, сколько на него.

– Вот он! – воскликнул Николас, переворачиваясь и садясь так резко, что Даглесс расплескала чай. – Это мой самый новый дом!

Он сунул ей книгу. Даглесс отставила чашку.

– Торнуик-Касл, – прочла она подпись под фото. – Заложен в 1563 году Николасом Стаффордом, графом Торнуиком… – Она глянула на Николаса. Тот лежал на спине, заложив руки под голову, и улыбался так ангельски, словно наконец представил ей доказательства своего существования. – Был конфискован королевой Елизаветой Первой в 1564 году, когда… – Даглесс осеклась.

– Продолжай, – тихо велел Николас, уже не улыбаясь.