– …когда граф был обвинен в государственной измене и приговорен к отсечению головы. Существовали некоторые сомнения в вине Стаффорда, но все расследования были прекращены, когда… – Даглесс понизила голос, – когда за три дня до казни граф был найден мертвым в своей камере. Он как раз писал письмо матери и, очевидно, внезапно скончался от сердечного приступа. Письмо матери… – Она подняла глаза и прошептала: – Письмо матери осталось недописанным…

Николас молча смотрел в небо, по которому плыли облака.

– Там не говорится, что стало с моей матерью? – спросил он наконец.

– Нет. Дальше описывается замок. Оказывается, его так и не достроили. То, что было закончено, пришло в полный упадок после гражданской войны – вашей гражданской войны, не нашей, – потом было восстановлено в 1824 году семейством Джеймс, и… – Она немного помедлила. – И теперь это эксклюзивный отель с двухзвездочным рестораном.

– Мой дом превратился в кабак? – возмутился Николас. – Мой дом, который должен был стать центром науки и знаний! Он был…

– Николас, это произошло сотни лет назад. То есть может быть. Неужели не видите? Может, нам удастся снять номера в этом отеле. Все равно что остановиться в вашем доме.

– И я должен платить за ночлег в собственном доме? – бросил он, презрительно скривив губы.

Даглесс в отчаянии воздела руки к небу:

– Ладно, не поедем. Останемся здесь, будем ходить по магазинам следующие двадцать лет, а вы станете проводить все свое время, заставляя владельцев паба каждый день устраивать вам средневековые банкеты.

– У тебя острый язык.

– Просто я все вижу в правильном свете, если вы имели в виду именно это.

– Если не считать мужчин, которые тебя бросают.

Она попыталась встать, но он поймал ее за руку.

– Я заплачу, – пообещал он, гладя ее пальцы. – Но ты останешься со мной?

Даглесс рассерженно выдернула руку.

– Сделка есть сделка. Я помогу вам узнать все необходимое, с тем чтобы вы смогли обелить имя своего предка.

– Так теперь я свой собственный предок? – улыбнулся Николас.

Даглесс бросила на него красноречивый взгляд, давая понять, что могла бы обойтись и без его сарказма, и отправилась в дом, позвонить в Торнуик-Касл. Сначала портье заносчиво заявил, что номера в отеле заказываются за год вперед, но тут в трубке послышался шум, и секунду спустя портье вернулся и пояснил, что, как ни странно, их лучший номер должен через несколько дней освободиться.

– Согласна! – воскликнула Даглесс, не спрашивая о цене.

Только повесив трубку, она сообразила, что совсем не удивлена таким совпадением. Похоже, кто-то там, наверху, заботился об исполнении всех ее желаний. Стоило ей захотеть чего-то, и она немедленно это получала. Она попросила о рыцаре в сверкающих доспехах, и тот появился. Вероятно, ее просьба была скорее метафорой, чем истинным желанием общаться с человеком в рыцарских доспехах, уверенным, что он явился из шестнадцатого века. Но все же она получила своего защитника. Она попросила денег, и тут же возник кошель с монетами, стоившими тысячи фунтов. Ей понадобилось место, чтобы провести ночь, и Николас принес ее в пансион. Теперь ей потребовался номер в эксклюзивном отеле, и, разумеется, лучший номер тут же предоставляется ей.

Даглесс вынула из кармана браслет Глории и внимательно осмотрела. Именно такие украшения богатые жирные старики дарят молодым любовницам. Что бы пожелать в отношении Роберта? Чтобы он понял, насколько лжива и порочна его дочь? Не хотелось бы, чтобы отец презирал собственное дитя. Так как же быть Даглесс? Она хочет Роберта, но вместе с Робертом в ее жизнь входят его дочь и его любовь к ней. Как она собирается справиться с этой проблемой? Неужели ей предстоит вечная роль злой мачехи, независимо от того, как она будет относиться к Глории?

Прежде чем вернуться в сад, она снова позвонила в дом викария. Оказалось, что никто не спрашивал о браслете. Она попросила викария порекомендовать ей дантиста. Тот был очень любезен, и ей удалось записаться на прием на следующее утро снова благодаря тому, что кто-то не смог прийти. Даглесс едва не рассмеялась.

По дороге в сад она увидела на столике несколько американских журналов: «Вог», «Харперс базар» и «Джентльменс куотерли», – сгребла всю стопку и принесла Николасу.

Сначала он удивленно охнул, когда Даглесс объяснила, что все эти прекрасные «книги» на самом деле просто одноразовая развлекательная пресса. Когда удивление немного улеглось, Николас стал просматривать журналы, изучая рекламу и одежду моделей с тщательностью генерала, планирующего очередное сражение. Сначала он презрительно фыркал при виде очередного платья, но к концу первого журнала стал кивать головой, будто что-то поняв. Даглесс взяла роман Агаты Кристи и принялась читать.

– Ты почитаешь мне вслух? – спросил он.

Судя по тому, что Николас просто разглядывал картинки в журналах и книгах, читать он вряд ли умел.

Поэтому она стала читать вслух, пока он продолжал рассматривать снимки в «Джентльменс куотерли».

В семь они открыли бутылку вина, съели сыр, хлеб и фрукты. Николас настоял на продолжении чтения.

Когда стемнело, они поднялись к себе, и Даглесс только сейчас осознала двусмысленность ситуации. Им предстоит делить спальню!

Но по мере того как шли часы, казалось все более естественным общаться с этим благородным человеком. Наблюдать, как он смотрит на мир полными изумления глазами, становилось радостью для нее, а воспоминания о Роберте отодвигались все дальше, превращаясь в нечто размытое и неопределенное.

Когда они остались одни, Николас не дал ей повода смущаться. Исследовав ванную, он захотел узнать, куда девалась сама ванна. К восторгу истинной американки, оказалось, что в ванной стоит душевая кабинка. Но прежде чем Даглесс успела объяснить, как действует душ, Николас повернул кран и облился холодной водой.

Даглесс показала, как пользоваться шампунем и жидким мылом, а заодно как чистить зубы.

– Завтра я научу вас бриться, – пообещала она, улыбаясь Николасу, во рту которого пенилась зубная паста.

Приняв душ и вымыв голову, она надела простую белую ночную сорочку и легла на одну из кроватей.

Перед этим они с Николасом яростно «поспорили» о необходимости мыться каждый день. Сама эта идея возмущала его. Он боялся простуды и рассуждал на тему того, как выделяемый кожей жир защищает человека.

В ответ Даглесс показала ему баночку с кремом. Николас заявил, что смывать бесплатные жиры только затем, чтобы мазаться покупными, просто абсурдно. Даглесс предупредила, что если не мыться каждый день, люди на улицах и в ресторанах начнут говорить о том, как дурно он пахнет. Осознав столь ужасную перспективу, Николас удалился в ванную, запер за собой дверь, и вскоре она услышала шум воды.

Должно быть, ему понравилось, потому что он оставался в ванной так долго, что из-под двери стал вырываться пар. Вышел он в одном полотенце, повязанном вокруг бедер, и вытирая волосы другим полотенцем.