Где-то внутри обвалилось перекрытие – крыша просела. Девочка рванулась к дому – не могла она бросить в огне новорожденных малышей и Тирре. Да и ласкету жалко. По пути схватила какой-то камень – разбить стекло.

–А-аня-а-а!!!– От воды бежала Рута. Мокрая, полуодетая. Понять, испугана она или злится, обернувшаяся на крик девочка не могла.

Раздался звон стекла, и вместе с осколками из окна высунулась лавка, по ней, цепляясь когтями трёх лап, спустилась ласкета. В четвёртой лапе она сжимала пищащего детёныша. Следом так же, держа под мышкой ещё одного, появился Тирре. Неловко съехав по лавке, он передал матери её ребёнка и обессиленно опустился на землю.

Аня оказалась рядом быстрее всех. Успев услышать тихое «спасибо» ласкеты, она склонилась над белькаром:

–Тирре! Прости, пожалуйста! Как ты?

Он слабо улыбнулся:

–Ничего…

Рута подоспела следом и осмотрела Эскиту с детёнышами. Кэхэтис, чуть потеснив Аню, подошла к Тирре:

–Ну-ка, как там твои лапы?– Выдринга ощупала одну, помяла. Тирре сдавленно охнул.– Ничего, ничего. Жить будешь,– немного ворчливо, но, как показалось девочке, с облегчением заключила Кэхэтис.

Ноющий страх в груди немного утих, ведь пациенты Руты спаслись, но неприятное неотступное беспокойство осталось. Дом Руты сгорел, Тирре и Эскита с малышами чуть не погибли – и всё это из-за неё. Аня ждала, когда о её проступке вспомнят или хотя бы подходящего момента, чтобы извиниться.

Рута закончила осмотр и поглядела на догорающий дом.

–Рута, прости, пожалуйста!– Аня поняла, что сейчас нужно это сказать.– Эскита, Тирре, простите, это я виновата.

–Заслонка,– пояснила выдринга в ответ на вопросительный взгляд целительницы.– Но это моя вина. Девочка никогда раньше печь не топила.

–Тогда уж моя,– вздохнула Рута.

Видимо, ругать или наказывать Аню никто не собирался.

Тирре слабо повернул голову.

–Ничего,– повторил он.– Все ведь живы.

Ласкета лишь хмыкнула. Непонятно было, готова ли она простить виновных или всё ещё злится за тот страх и неудобства, которые ей с детьми пришлось пережить.

–Только вот твой дом, Рута…

Целительница оторвалась от созерцания догоравшего пепелища:

–Дом? Это последнее, что меня беспокоит.

–Но…

–Кэхи, отойди-ка.

Выдринга недоумённо повиновалась. Рута провела рукой по воздуху, будто разделяя что-то перед собой. Развела руки, а потом с силой толкнула ладонью что-то невидимое. В тот же миг вместо догорающих головешек перед изумлёнными зрителями появился целый и невредимый домик. Почти такой же, каким запомнился до пожара. Только дверь и оконца поновее да деревца на крыше уже не было. Оказывается, при свете полной луны можно многое разглядеть.

–Вот и пригодился,– Рута скосила глаза на удивлённую помощницу.– Небольшая компенсация за то, что Твилингары обделили меня силой Привратника. Временной кармашек, где хранится запасной дом. Кэхи, бери Тирре, идём внутрь.

–А мне можно?– Аня всё ещё чувствовала себя виноватой.

–Можно. Эскита…

–Я не пойду,– отрезала ласкета.– Мы достаточно натерпелись страха. Вдруг кто-нибудь из вас снова что-то подпалит.

–Ночью на улице холодно,– спокойно возразила Рута.– Если ты не боишься замёрзнуть, подумай о дочерях. Они ещё совсем без шёрстки.

–Я вызову мужа, и он заберёт нас домой.

–Твой клич вряд ли услышат на таком расстоянии, но, может, кто-то из выдрингов согласится помочь…

–А может, я?– Аня уже подняла Тирре, как днём раньше, в замке Вит.– Я могу отнести их, если мне дадут фонарь.

–Брось, девочка,– Рута, кажется, улыбалась.– Ты ведь даже не знаешь, куда идти.

–Я ей покажу,– внезапно согласилась с Аней ласкета. Её детёныши уже успокоились и тихонько сопели у материнской груди.

–Что ж, тогда лучше пойду я,– целительница была настроена решительно.– Не хочу потом всю жизнь каяться, что погубила четыре души. Аня, если хочешь, можешь пойти с нами. Кэхи, вынеси Эските мой платок – пусть детей укроет.

В доме всё было немного иначе. Чувствовалось, что его ещё не успели обжить. Пропали связки трав на стенах и заботливо разложенные половички. Некоторые вещи оказались на других местах, а деревянные стены, мебель и полы выглядели совсем новыми. Правда, помощница Руты уже успела зажечь масляные лампы, и в их свете стало видно, какие чумазые все погорельцы.

–Ох и работы предстоит,– проворчала испачканная копотью выдринга, роясь в сундуке в сенях.

Себя Аня рассмотреть не могла, но, судя по чёрным пятнам на руках и когда-то белой одежде, умыться бы не помешало. О ванне и стиральной машине можно было только мечтать. Несмотря на усталость и пережитый страх, девочка улыбнулась – не так она себе представляла прелести приключенческой жизни.

Лавки, где раньше лежал Тирре, тоже не оказалось на месте.

–Сюда,– позвала Рута из-за занавески.– Клади его на кровать. Потом сообразим, кого как уложить.

Аня послушно опустила белькара на мягкое покрывало. Вдруг потяжелела и закружилась голова, захотелось закрыть глаза и уснуть. Какой же долгий сегодня день… но выполнять обещание нужно. Аня потёрла глаза, чтобы немного взбодриться.

–Отдыхай,– напутствовала целительница своего пациента.– Скоро Кэхэтис тебя покормит.– Она покосилась на зевающую девочку, но ничего не сказала и вышла из-за перегородки.

–Аня…– белькар приподнялся на локте.– Ласкеты кровожадны, но и они помнят долг. Попробуй забрать у них Нарсу.

–Обязательно попробую,– пообещала она. Какой-то особой кровожадности за ласкетами девочка не заметила, но белькарам, наверное, виднее. Зато теперь, когда она снова понимает здешних жителей, можно попробовать освободить Нарсу при помощи переговоров.

Рута тем временем полностью оделась, и они с Аней вышли к ожидающей их ласкете. На плечи Руты Кэхэтис заботливо накинула что-то вроде пуховой шали, которой с лихвой хватило, чтобы укрыть и двух малюток.

Целительница подхватила свою пациентку на руки, всучив Ане старый мутноватый стеклянный фонарь. Горящая внутри толстая свеча давала не так много света, но позволяла хоть как-то видеть дорогу. Наконец они отправились в путь.

* * *

Шли в молчании. Каждый думал о чём-то своём, а ласкета просто спала, обняв новорождённых. Аня то и дело спотыкалась о камни, кочки или корни. Судя по тому, как порой тихо чертыхалась Рута, и ей приходилось несладко. Но в остальном, не считая хруста сухих сучьев под ногами, шелеста древесных крон от ветра и попискивания иногда просыпающихся малышей, вокруг царила первозданная тишина. Аню всё время клонило в сон.

Наверное, поэтому шум и свет впереди показались ей не вполне реальными.