— Вижу, занимательное чтиво ты нашла… — протянул Аарон.

Его голос, прозвучавший неожиданно в полной тишине, заставил меня вздрогнуть и рефлекторно захлопнуть ноут.

— Хорошо, что хотя бы осознаешь, чем занимаешься, — прищурившись, протянул он. — Впечатлилась?

— Более чем. И Ника ждет это же?

— Не сомневайся. Если не успеем найти маньяка, то да, и боюсь, что и тебя тоже.

Мы оба замолчали, каждый думая о своем.

Дракон стоял в махровом халате, который был ему явно тесноват, опираясь плечом о косяк и скрестив руки на груди. С черных волос, оказавшихся длиною чуть ниже плеч, стекали капли воды. Сейчас Аарон чем-то неуловимо напоминал мне зверя, опасного хищника, который устал и вытянул лапы в своем логове.

Наконец он первым нарушил молчание, резко сменив тему:

— Вот не могу понять, что в тебе такого. Только не обижайся, но я знавал и более утонченных, красивых, обольстительных. Но ни одна не нравилась моему дракону. Человеческая сущность была не прочь поразвлечься, а вот крылатая… А с тобой все наоборот: я едва совладал со второй ипостасью, которая требовала утащить тебя в пещеру, а любого, посмевшего тронуть избранницу, — испепелить.

Пыталась осмыслить сказанное Аароном и понять: почему я так приглянулась его хвостатой составляющей? Может, из-за тени Ника? Дракон же продолжил:

— Хочу честно тебя предупредить: я буду пытаться бороться со своим драконом, потому что считаю — выбирать нужно не по зову, а умом, но если в этом противостоянии моя человеческая половина проиграет… Извини, но я умею добиваться своего, и ты станешь матерью моих детей.

Вот это я понимаю — постановка вопроса. Все логично и по-мужски: как бы ни сложилось — я тут ни при чем. Хотя… прошлась циничным взглядом от босых ног до макушки «кандидата в папаши». Захотелось сбить спесь с этого наглого ящера.

— Знаешь, припаркуйся-ка ты пока у обочины. Стоянка занята, могу лишь поставить на очередь — будешь сорок первым номером… — и, влезая в образ отчаянного сорванца, откинулась на спинку стула.

Аарон на издевку не поддался и, что самое поразительное, вычленил даже основополагающую составляющую.

— А я всегда считал, что репутация сердцееда повышает мой статус в женских глазах…

— Не во всяких. Тот, кто приносит в жертву собственному самолюбию, в угоду сиюминутному желанию по женщине в день, увы, меня не прельщает…

Дракон лишь коварно улыбнулся, без слов говоря: «Я знаю, что женщина произносит вслух одно, а подразумевает обратное. Все дамы Венеции были без ума от Казановы, даже если утверждали иное». Пришлось выразиться грубее, специально для таких самовлюбленных павлинов:

— И вот смотрю я на тебя, всего такого… и ты напоминаешь мне платье в бутике, которое и красивое, и чувствуется, что сядет хорошо, но… на какой-то прошмандовке я его уже видела, а потому ни в жизнь не куплю.

От такого сравнения Аарон скривился, словно ему в ресторане вместо отбивной предложили деликатесных мадагаскарских тараканов. Причем живых.

Что же, мы оба обменялись любезностями, как в той поговорке: «Каплан стреляла в Ильича. Умерли оба: ничья». Повисло молчание. Дракон, не иначе, обдумывал услышанное, я же прикидывала, как половчее улизнуть в ванную, оставив после отступления хотя бы видимость победы.

В голове уже оформилась фраза, которая должна была поставить жирную точку в нашем ненормальном диалоге, и я, вставая, даже открыла рот, чтобы ее озвучить. Но Аарон опередил с ответом:

— Что же, я твою позицию понял. Не скажу, что жажду изменить свое отношение к некоторым аспектам своей жизни… — дракон замялся, подбирая слова, а мне некстати подумалось: «Так вот как нынче называются прыжки из койки в койку», — но я готов на некоторые уступки со своей стороны, если не будет иного выхода.

Его витиеватая речь могла бы уместиться в одну фразу: «Если женюсь, по пятницам и средам буду хранить верность, в остальные дни не обессудь — натура такая».

Расправила юбку, выигрывая время на обдумывание фразы, которая бы позволила мне гордо удалиться. Голова была пустой, как казан после Сабантуя, а потому с языка сорвалось не что-то умное и колкое, а то, чем были заняты мысли:

— Не загадывай наперед. Твоему дракону по истечении трех недель может достаться вполне симпатичный труп несостоявшейся дамы сердца — маньяк уже два раза пытал Ника, и я не уверена, что в третий смогу пережить эту боль.

Не успела договорить, как он метнулся ко мне. В том, что это была именно драконья половина Аарона, а уже не сомневалась.

— Я не допущщщу, чтобы ты умерла, сслышшшишь? — прошипел мне этот двуипостасный в лицо. — Я сделаю даже невозможное, чтобы найти его. Ты — моя!

— Не допусти, — твердо, глядя глаза в глаза, ответила я. — И через месяц мы поговорим.

Да, это было подло, играть на чувствах дракона, который, в отличие от Аарона-человека, не вызывал у меня отторжения, но инстинкт самосохранения никто не отменял. Мне тоже, как ни странно, хотелось просто дышать воздухом, а не лежать с монетками на глазах.

— А пока пропусти меня в ванную.

Аарон сделал шаг в сторону. По тому, как побледнели скулы дракона, поняла: этот простой жест стоил ему немалых усилий. Контроль человека над магической сущностью был не без боя, но восстановлен.

Теплые струи воды успокаивали, даря обманчивое ощущение, что по выходу из ванной жизнь будет если не лучше, то легче. Я позволила себе на пару минут поверить в эту сказку. Завернула вентиль и только тут поняла: я так стремилась уединиться и ополоснуться, что совершенно забыла про халат.

На тумбе лежало большое, аккуратно сложенное махровое полотенце и рядом с ним — мое грязное институтское платье. Выбор между удобством и воспитанием, чтоб его.

Сначала рука потянулась к суконной, уже успевшей осточертеть одежде, но потом верх взяла злость: да что же это такое! Из-за прихоти какого-то ящера ощипанного я должна ходить в грязном, пропахшем Фонтанкой позапрошлого века тряпье? Решительно, пока не передумала, запихнула платье в стиральную машину и включила режим стирки. Только после этого потянулась за полотенцем. На одном из его углов обнаружилась монограмма: ЛД.

Я завернулась в полотнище. Оно было мягкое, уютное, чистое (ощущение выстиранной, ни разу не использованной махровой ткани тяжело с чем-то спутать), с едва уловимым ароматом буковой стружки и эвкалипта.

Когда вышла из ванной — Аарон вовсю уминал пиццу.

На звук моего голоса дракон обернулся и, поперхнувшись, закашлялся. Увы, насладиться мыслью, что моя неземная красота, завернутая в полотенце, заставила Аарона подавиться вдохом (и не только им, полагаю, солировал поперек горла все же ошметок колбасы в пицце), не удалось.

— Не подкрадывайся так, — прокашлявшись, пояснил хвостатый и широким жестом хозяина пригласил за стол: — Присаживайся.