— Что это? — спросил Василий. Он подумал, что чего-то не понимает и сейчас перед ним может лежать какой-то редкий предмет, имеющий особое назначение.

— Крышка от чайника, — обескуражил его Лившиц.

— Она из платины?

— Нет, это бронза.

— И в чем же ценность вашей находки?

— Она измеряется не в деньгах, молодой человек. Это династия Мин. Пятнадцатый век. Вы только подумайте, этой вещице несколько столетий. И ее произвели в Китае, а нашли в Поволжье. Разве вас это не заставляет трепетать?

К счастью, в этот момент позвонил директор, велел пригласить товарища Лившица в кабинет, и Василию не пришлось изображать трепет.

Сейчас Карл несся к Пахомову с тем же выражением лица, с которым разглагольствовал о крышке от чайника: восторженно-просветленным. Но был так взвинчен, что чуть не падал. Пришлось Геннадию Андреевичу пойти ему навстречу и придержать за плечи.

— Вы не поверите, что я нашел! — выдохнул Карл и стал дрожащей рукой шарить в нагрудном кармане. — Я должен вам показать.

— Карл, ты выдохни, успокойся.

— Не могу. Это уму непостижимо, Геннадий Андреевич! — И достал-таки из кармана что-то вроде конверта. — Не там вы с Борей дом возвели, ой не там!

— Что там у тебя? Дай.

Технолог протянул Пахомову конверт, Геннадий Андреевич раскрыл его.

— Это то, что я думаю?

— Да и еще раз да.

— С ума сойти!

— Ты прав, — подключился к разговору Градов. — Не там мы дом возвели.

— Но не сносить же его теперь, — проворчал Пахомов.

— Но делать что-то надо!

Василий, которого разбирало любопытство, сделал несколько шагов по направлению к троице, но был замечен Градовым.

— Геннадий Андреевич, вам секретарь больше не нужен? — спросил он у директора.

— А он все еще тут? — Пахомов обернулся. — Вась, ты свободен.

— Да я просто думал, вы меня завезете домой, нам же по пути.

— Женя, — обратился к своему водителю директор, — отвези Василия, потом возвращайся, я тут задержусь немного.

И потерял к секретарю всякий интерес. Когда Вася забирался в «Чайку», Пахомов с Градовым и Лившицем вернулись на территорию стройки. Все трое стояли у центрального подъезда и, задрав головы, смотрели на башню.

Александр, или, как все его называли, Сан Саныч, Карпов сидел на прогретой майским солнцем земле и смотрел на портрет своего брата, высеченный на могильном камне.

Валерка.

Младшенький.

Самый симпатичный, смышленый и одаренный среди троих братьев Карповых. Родись он в другой, благополучной, семье, в которой поощряют таланты детей, смог бы стать художником или академиком. А не умри он в возрасте четырнадцати лет — красивым мужчиной, мечтой женщин.

Но он погиб.

Погиб по вине своего старшего брата Александра.

Сан Саныч достал из кармана пачку «Мальборо», разорвал на ней целлофан, вытащил сигарету, прикурил. Как только дым наполнил легкие, закашлялся.

— Ты начал курить? — услышал Саныч за спиной. Не оборачиваясь, ответил:

— Нет. Это для Валерки. — И сунул тлеющую сигарету в землю на могиле. Туда же высыпал остальные. Младшенький во всем был идеален, вот только курить начал в десять лет.

Через пару секунд Сан Саныч увидел Мишку — среднего брата.

— Не думал тебя тут застать. За те шесть лет, что его нет, я ни разу тебя у могилы не видел, — сказал брат, усевшись рядом с Сан Санычем.

— Сам часто ходишь?

— Два раза в год. На день рождения и смерти.

Саныч кивнул. Сегодня Валерке исполнилось бы двадцать.

— Хреново выглядишь, — заметил Мишка, рассмотрев старшего брата.

— Да, не стригся, не брился больше месяца. Столько же нормально не ел. Отмоюсь, отъемся, приведу себя в порядок и стану как новенький.

— Ты весь седой.

— А, ты про это… — Саныч провел тыльной стороной ладони по бороде, в которой каждый второй волос был белым. — Да, я как-то резко поседел, но женщинам нравится. Говорят, я похож на молодого Джорджа Клуни.

— Сейчас, скорее, на его папу.

Саныч никак не прореагировал на это замечание. Наверное, брат был прав, и тридцатичетырехлетний Александр с седыми лохмами на голове и лице выглядит если не вдвое, то в полтора раза старше, но ему было на это плевать. Когда он отправлялся в экспедиции (сейчас он вернулся из очередной длительной), думал только о деле. Да, бывало, что отвлекался ненадолго, повинуясь зову плоти. Все это был случайный секс, которого Сан Саныч не искал, просто не отказывался от него. Русская баба и в лешем разглядит мужика, если силу его почувствует. Так что и седой, и лохматый, а порою грязный и дурно пахнущий, старший Карпов вызывал в случайных знакомых женского пола желание. В столицах на него такого, конечно, вряд ли кто-то позарится, но в отдаленных селах и деревнях, по которым он колесил в экспедициях, трезвый мужик — уже сокровище. А Сан Саныч был еще высок, широкоплеч, зеленоглаз, не красив, но обаятелен. И бабоньки льнули к нему. Карпов тем, что ему по нраву приходились, не отказывал. Но забывал о любовницах сразу после того, как размыкались объятия.

— Где ты был больше месяца? — услышал Сан Саныч голос брата, о котором на миг забыл.

— В экспедиции.

— Это я понял. Но где? Так долго.

— Весь север области объехал вдоль границы с Мордовией.

— Только не говори мне, что ты опять взялся за поиски кладов Стеньки Разина.

— Хорошо, не буду.

Михаил резко развернулся к Санычу и вперил в него сумрачный взгляд. Средний сын Карповых единственный в семье уродился черноглазым. У старшего радужка была зеленой, как у матери, у младшего — голубой, отцовской. И только Мишка унаследовал глаза от деда-цыгана. Остальным достались дедовы смоляные кудри.

— Ты же зарекался, — проговорил Михаил, продолжая буравить брата взглядом. — Самому себе — не кому-то — обещал забыть о проклятых сокровищах!

— Я был тогда не в себе.

— Сейчас, значит, вернулся? В себя? Раз пришел на могилу.

— Да. Время меня… — Он подумал секунду и закончил фразу не так, как собирался: — Подлечило. Я все еще считаю себя виновником Валеркиной смерти, не знаю, как жить с этим.

— Саныч, ты опять за свое? — Глаза Михаила стали колючими. — Смерть Валерки — нелепая случайность. Ты ни при чем.

— Я не должен был брать его в ту экспедицию. Знал же, что она опасная. Дед предупреждал.