Поттер остановился, буквально как вкопанный. Он не рассчитывал. Он не знал, что его ожидает, но только не насилие.

– Куда мы идем? – потребовал он, – Что вы хотите от меня?

– Разве вы не знаете? – спросила она.

– Нет… он так и не сказал.

– Вам все объяснят, – сказала она, – Поспешите.

– Я не сдвинусь ни на йоту, пока вы не скажите, – сказал он.

Крепкое уличное ругательство сорвалось с ее губ. Она сказала:

– Если я должна, то должна. Вы должны имплантировать эмбрион Дюранов в чрево матери. Это единственный способ, откуда мы можем его получить.

– В мать?

– Древним способом, – сказала она, – Я знаю, что это отвратительно, но это единственный способ. Ну, быстрей.

Поттер позволил увести себя через эту дверь.

В центре контроля, в красном Шаре Обзора, Туеры заняли свои троны на поворачивающемся треугольнике, снова и снова просматривая данные – соотнося, делая выводы, суммируя. 120-градусный скан изогнутой стены, доступный каждому из них, зажигал данные о многочисленных видах – картины из шпионских экранов наблюдения, как функции вероятности в математических дисплеях, как глубинно-модульные аналоги решений, в качестве внешних и внутренних единиц пропорциональных распределений, видео сообщений, как мотивационные кривые, отягощенные данными для действия и представленные в виде бегущих зеленых линий… В верхних квадратах, мерцали глаза сканеров, чтобы показать, сколько оптименов следили за деятельностью в шаре – в это утро свыше тысячи.

Калапина, которую беспокоило кольцо предписания на большом пальце левой руки, чувствовала жужжание власти в нем, когда она прижимала или скользила им по коже. Она была беспокойна, ее наполняли требования, для которых она не могла найти нужных слов. Обязанности, связанные с деятельностью в шаре, становились отталкивающими, а ее спутники ненавистными. Здесь внутри время стало беспрерывным пятном без дней и ночей. Каждый компаньон, которого она когда-либо знала, становился таким же компаньоном, поглощенным, бесконечно поглощенным.

– Я снова изучил ленту синтеза белков эмбриона Дюранов, – сказал Нурс. Он взглянул на Калапину в рефлекторе возле своей головы, постукал пальцами, которые двигались взад и вперед по ручке трона, по выгравированному пласмелду.

– Что-то мы упустили, что-то упустили, – съехидничала Калапина. Она посмотрела на Шруилла, захватила момент, когда он вытирал ладони о платье на бедрах, движение, которое, казалось, так и сверкало искрами, выдающими его нервозность.

– Кажется, сейчас я обнаружил то, что мы упустили, – сказал Нурс.

Движение головы Шруилла привлекло внимание Нурса. Он повернулся. Мгновение они пристально смотрели друг на друга в призмы. Нурсу показалось интересным то, что Шруилл не скрыл крошечное пятно на коже возле носа.

«Странно, – подумал Нурс, – Как может один из нас иметь пятно, подобное этому? Конечно, может же быть ферментная несбалансированность».

– Ну, что еще там? – потребовал Шруилл.

– У тебя пятно около носа, – сказал Нурс. Шруилл пристально посмотрел на него.

– Ты заключил это после анализа ленты эмбриона? – спросила Калапина.

– А-о? О-о, … конечно нет.

– Тогда, что же ты обнаружил?

– Да. Ну… сейчас кажется довольно очевидным, что операция, проведенная Поттером, может быть повторена – если дать общий тип эмбриона и достаточное снабжение проталином спермы.

Шруилл вздрогнул.

– Ты сделал заключение из хода операции? – спросила Калапина.

– Не из самой операции, но в общих чертах, да, – Поттер мог бы повторить ее? – спросила она.

– Вероятно, даже Свенгаард.

– Убереги и сохрани нас, – пробормотала Калапина. Это было ритуальное изречение, чей смысл редко доходил до сознания оптименов, но она услышала себя на этот раз, и слово «сохрани» выделилось, как будто вычерченное огнем.

Она резко отвернулась.

– Где Макс? – спросил Шруилл.

Хныканье в голосе Шруилла вызвало усмешку на губах Нурса.

– Макс работает, – сказал Нурс, – Он занят. Шруилл взглянул на светящие сканеры, думая о всех тех товарищах, скрытых за линзами глаз – Акционисты, рассматривая события как спрос на свои таланты; не понимающие, что здесь может быть взрыв насилия; Эмоционалы, боящиеся и жалующиеся, доведенные чувством вины до состояния почти полной неэффективности; Циники, заинтересованные новой дичью (большинство наблюдателей, чувствовал Шруилл – циники); Гедонисты, рассерженные текущими ощущениями срочности чрезвычайного положения, обеспокоенные, потому что такие дела мешали им развлекаться; и Изнеженные, смотрящие на все это, как на что-то новое, над чем можно поиздеваться.

«Не следует ли сейчас начать формировать новую партию? – спросил себя Шруилл, – Может быть, нам стоило бы иметь Жестоких, вся чувствительность которых была бы направлена на нужды самосохранения? Нурс и Калапина даже не задумывались еще над этим».

Он снова вздрогнул.

– Вызывает Макс, – сказала Калапина, – Я вижу его на своем переносном экране.

Шруилл и Нурс включили свои дубликаторы канала, взглянули на противную, плотную, мускулистую фигуру Олгуда на переносных экранах.

– Я сообщаю, – сказал Олгуд.

Калапина следила за лицом шефа Безопасности. Он кажется странно несосредоточенным, испуганным.

– Что с Поттером? – спросил Нурс. Олгуд заморгал.

– Почему он медлит с ответом? – спросил Шруилл.

– Это потому, что он обожает нас, – сказала Калапина.

– Обожание – продукт страха, – сказал Шруилл, – Вероятно, он желает что-то показать нам, проекцию или дополнительные данные. Не так ли, Макс?

Олгуд уставился на них с экрана, переводя взгляд с одного на другого. Они снова завязли в этом ощущении потерянного времени, бесконечная игра слов и непочтение ко времени в этих вопросах о данных – этом побочном эффекте бесконечной жизни, бесконечностью занятости тривиальностями. На этот раз, он боялся, этому не будет конца.

– Где Поттер? – потребовал Нурс.

Олгуд проглотил комок, – Поттер… временно ускользнул от нас, – он знал, что сейчас лучше лавировать, чем лгать.

– Ускользнул? – спросил Шруилл.

– Как? – спросил Нурс.

– Там было… насилие, – сказал Олгуд.

– Покажи нам это насилие, – сказал Шруилл.

– Нет, – сказала Калапина, – Мне достаточно слова Макса вместо этого.

– Вы сомневаетесь в Максе? – спросил Нурс.