— Попалась! Значит, они на пути в Париж! — сказал Корантен Пераду. — Надо изменить распоряжения.

И они вышли, оставив жандарма у дверей гостиной. Своей дьявольской изворотливостью эти два сыщика в поединке с Лорансой одержали отвратительную победу: они поймали девушку в капкан с помощью одной из их обычных уловок.

В шесть часов утра, на рассвете, сыщики явились снова. Осмотрев дорогу в канаве, они убедились в том, что по ней прошли лошади, которые направлялись в сторону леса. Теперь они ждали донесений от жандармского капитана, которому было поручено произвести разведку местности. Они оставили оцепленный замок под наблюдением вахмистра и отправились в сен-синьский трактир позавтракать, предварительно распорядившись выпустить Готара, который на все вопросы неизменно отвечал потоками слез, и Катрину — все такую же молчаливую и оцепеневшую. Девушка и паренек явились в гостиную и поцеловали руку Лорансе, без сил лежавшей в кресле. Дюрие доложил, что Стелла выживет, но за нею необходим тщательный уход.

Мэр, встревоженный и снедаемый любопытством, повстречал Перада и Корантена в деревне. Он не мог допустить, чтобы такие важные чиновники завтракали в каком-то жалком трактирчике, и пригласил их к себе. До монастыря было четверть лье. По дороге Перад заметил, что от арсийского вахмистра нет вестей ни о Мишю, ни о Виолете.

— Мы имеем дело с людьми знатными, они сильнее нас, — сказал Корантен. — Я уверен, что священник играет во всем этом немалую роль.

В ту минуту, когда г-жа Гулар ввела чиновников в обширную столовую без камина, появился жандармский офицер, и вид у него был довольно растерянный.

— Сейчас нам в лесу попалась лошадь арсийского вахмистра, без хозяина, — сказал он Пераду.

— Лейтенант, бегите в дом Мишю; разузнайте, что там происходит! — вскричал Корантен. — Видно, вахмистра убили.

Это известие отравило весь завтрак. Парижане проглотили кушанье наскоро, как охотники на привале, и поспешили в замок в своем плетеном кабриолете, запряженном почтовой лошадью, чтобы иметь возможность сейчас же оказаться в любом месте, где потребуется их присутствие. Когда эти два человека опять появились в гостиной, куда они внесли такое смятение, ужас, скорбь и жесточайшую тревогу, они застали Лорансу, наконец переодевшуюся в домашнее платье, дворянина с женой, аббата Гуже и его сестру, — все сидели у камина, с виду спокойные.

«Если бы они задержали Мишю, его привели бы сюда, — рассуждала про себя Лоранса. — Как жаль, что я не совладала с собою и подтвердила некоторые подозрения этих подлецов; но все это еще можно исправить».

— Долго ли еще нас будут держать в заключении? — спросила она у агентов насмешливым и независимым тоном.

«Откуда она может знать, что мы подозреваем Мишю? Ведь никто посторонний не входил в замок. Она измывается над нами», — взглядом сказали друг другу сыщики.

— Мы не долго будем стеснять вас, — ответил Корантен, — часа через три мы принесем вам свои извинения, что нарушили ваш покой.

Никто ему не ответил. Это презрительное молчание еще больше разожгло затаенное бешенство Корантена; Лоранса и кюре — единственные два человека в этом мирке, обладавшие умом и проницательностью, — вполне разобрались в Корантене. Готар и Катрина пододвинули к камину столик, накрытый для завтрака, за который сели и кюре с сестрой. Ни господа, ни слуги не обращали ни малейшего внимания на сыщиков, которые прогуливались по саду, по двору, по дороге и время от времени заходили в гостиную.

В половине третьего вернулся лейтенант.

— Я нашел бригадира — он лежал на дороге, которая ведет от так называемой сен-синьской сторожки к белашской ферме, — доложил он Корантену. — Никаких ран у него нет, только голова сильно расшиблена, вероятно, при падении. Он говорит, что его так быстро сорвало с коня и так сильно отбросило назад, что он даже не понимает, как это произошло. Ноги его выскочили из стремян, а иначе бы конец, потому что лошадь в испуге поволокла бы его полями. Мы его поручили заботам Мишю и Виолета...

— Как? Мишю у себя дома? — спросил Корантен, уставившись на Лорансу.

Графиня лукаво улыбалась одним глазком, как женщина, взявшая реванш.

— Я застал его с Виолетом, они заканчивают какой-то торг, который начался еще вчера вечером, — продолжал офицер. — Оба, как мне показалось, под хмельком; да и удивляться нечему — они пили всю ночь напролет и все еще не сговорились.

— Это вам Виолет сказал? — воскликнул Корантен.

— Да, — ответил лейтенант.

— Ах, все надо бы делать самому, — воскликнул Перад, глядя на Корантена, который не меньше самого Перада сомневался в толковости офицера.

Вместо ответа молодой человек утвердительно кивнул старику.

— В котором часу вы приехали к Мишю? — спросил Корантен, заметив, что мадмуазель де Сен-Синь посмотрела на часы, стоявшие на камине.

— Около двух, — отозвался лейтенант.

Лоранса окинула быстрым взглядом г-на д'Отсэра, его жену и аббата Гуже с сестрой, и всем им показалось, будто перед ними отверзлись небеса: взор Лорансы светился радостью и торжеством, щеки порозовели, на глазах выступили слезы. Невозмутимая перед лицом любых несчастий, эта девушка могла заплакать только от радости. В это мгновенье она казалась каким-то неземным существом, особенно аббату, ибо он с тайным огорчением наблюдал ее мужественный характер, теперь же в ней открылась бесконечно нежная женственность. Но эта чувствительность таилась в Лорансе как сокровище, скрытое в безмерной глубине, под гранитной глыбой. В это время вошел жандарм и спросил, можно ли впустить маленького Мишю, которого отец послал что-то передать господам из Парижа. Корантен кивнул головой. Яблочко от яблоньки недалеко надает: смышленый Франсуа Мишю стоял во дворе и несколько минут, на глазах у жандарма, болтал с Готаром, которого к тому времени уже выпустили на свободу. Исполняя отцовское поручение, Франсуа, незаметно для жандарма, что-то сунул Готару в руку. Готар скользнул за спиной Франсуа, добрался до мадмуазель де Сен-Синь и с невинным видом вручил ей обе половинки обручального кольца; Лоранса прильнула к ним горячим поцелуем, так как поняла, что, возвращая кольцо, Мишю тем самым дает ей знать, что четверо молодых дворян находятся в безопасности.

— Папенька спрашивает, куда девать жандарма; ему неможется.

— А что с ним? — спросил Перад.

— Голову, говорит, ломит. Он здорово грохнулся наземь, что ни говори. Чудное дело — ведь жандармы так ловко верхом ездят. Споткнулся, видно. У него на башке здоровенная дыра, прямо с кулак. Верно, угодил, бедняга, на камень. Хоть он и жандарм, а мается, — прямо жалость смотреть.

Жандармский капитан из Труа въехал во двор, спешился и махнул рукою Корантену, который, узнав капитана, бросился к окну и распахнул его, чтобы не терять ни минуты.

— Что нового?

— Нас провели как олухов. В лесу на большой дороге мы нашли пять лошадей, взмокших от пота, загнанных до смерти, и я приказал сторожить их, чтобы выяснить, откуда они и у кого куплены. Лес оцеплен, никто из него не ускользнет.