Вскоре после отъезда Джима я поступил на работу в госдепартамент, и меня послали в наше представительство в Перу. Когда спустя три года я появился в Нью-Йорке, оказалось, что Джим успел за это время вернуться из Африки, но через несколько месяцев уехал снова, на сей раз в Нигерию.

Наш общий друг Билл сказал мне, что Джим вернулся из Центральноафриканской Республики – так стала называться Убанги-Шари после обретения независимости – на грани нервного срыва. Биллу долго пришлось тянуть его за язык, пока Джим наконец не рассказал ему, что с ним было.

Оказывается, прилетев в Банги, он вскоре узнал от случайного знакомого, шведского этнографа, что самое примитивное племя, которое тому когда-либо попадалось, живет в деревне у небольшого озера в северо-восточном регионе страны. Билл не запомнил названий ни племени, ни озера. Добраться туда было нелегко; Джиму пришлось несколько недель продираться сквозь джунгли.

Деревня состояла всего из двадцати с небольшим круглых глиняных хижин у самого берега. Они выглядели очень скромно, как и одежда туземцев: и мужчины, и женщины носили только тростниковые юбочки, браслеты и ожерелья из мелких кораллов, семян растений и зубов гиппопотамов. Большинство туземцев были поразительно худыми, как будто давно ничего не ели, но вели себя очень дружелюбно и ничего не имели против того, чтобы Джим поселился среди них. Когда он жестами объяснил, чего он хочет, ему отвели пустую хижину.

Жители деревни не обрабатывали землю, не ткали, не вырезали ничего из дерева, даже не охотились. Их единственным занятием и единственным развлечением было ходить к озеру и смотреть, как копошится в воде стадо гиппопотамов. Они усаживались на берегу, кричали, хлопали в ладоши и облизывались, тыча пальцами в гиппопотама пожирнее. Когда Джим показал им жестами, что гиппопотама можно убить и съесть, они с энтузиазмом закивали, облизываясь еще энергичнее. В конце концов Джим не выдержал: вырвал копье из рук ближайшего воина и замахнулся на жирную самку, которая вышла из воды и нахально разлеглась на земле всего за несколько шагов от них. Туземцы сразу вскочили на ноги с гневными криками; Джим понял, что по какой-то причине охотиться на гиппопотамов нельзя.

По мере того как Джим все лучше узнавал язык жителей деревни, дело начало проясняться. Оказалось, что на гиппопотамов можно охотиться только один день в году. В этот день надо убить их столько, чтобы сушеного мяса хватило на год, потому что именно оно – основа существования туземцев. Свой рацион они дополняли семенами и кореньями (плодовые деревья в округе не росли), а иногда рыбой, которую били острогой, бродя по пояс в воде. Но поскольку лодок и сетей не было, рыба составляла редкую добавку к меню. Если не удавалось убить достаточно гиппопотамов, под конец года туземцы мерли от голода.

Сейчас они голодали уже несколько недель, но день большой охоты приближался. Когда он наконец наступил, Джим с удивлением увидел, что каждому из вооруженных копьями воинов колдун прицепляет к носу каменное кольцо, вернее даже колесо. Самый рослый боец, год назад убивший трех гиппопотамов, получил в знак отличия каменный обруч весом в. десять кило. Другим мужчинам колеса достались поменьше, но даже самое легкое весило целый килограмм. С таким грузом они и двинулись на охоту, причем каждый придерживал висящее у него под носом каменное украшение. Воин с самым тяжелым колесом отдал копье брату и держал кольцо обеими руками.

Как и следовало ожидать, результаты охоты оказались мизерными. Воины, правда, убили дюжину гиппопотамов, но для годового запаса на всю деревню это было немного. Джим не сомневался, что большую часть года они снова будут страдать от голода.

Жители деревни тоже отдавали себе в этом отчет: хотя сразу после охоты был устроен большой пир, уже назавтра они начали тщательно отмерять еду. Больше всего Джима удивило, что даже дети не пытались стянуть разрезанное на полоски мясо, которое много недель сушилось на помосте посреди деревни.

Спустя десять месяцев туземцы так исхудали, что шатались при ходьбе; некоторым не хватало сил встать с постели. Джим испугался, что, если следующая охота окажется такой же неудачной, многим людям этого племени будет грозить смерть от голода. Впрочем, из их рассказов он знал: уже бывали такие голодные годы, что вымирало больше половины деревни.

Он решил не допустить этого. Уговаривать туземцев нарушить табу он не хотел – да, вероятно, это все равно не дало бы результата. Тем не менее подумал: почему бы в ближайший день охоты им не убить вдвое больше гиппопотамов, чем год назад? Единственное, что для этого требовалось, – огнестрельное оружие.

Он нанял двух туземцев носильщиками и отправился в ближайший городок, где купил десять штуцеров и боеприпасы к ним. Вернувшись в деревню, он роздал штуцеры лучшим воинам и начал учить их стрельбе. Когда наконец настал долгожданный день охоты, они были готовы.

Хотя колдун снова навесил на воинов каменные колеса, гиппопотамам устроили настоящую бойню. Вымуштрованные Джимом мужчины застрелили шестьдесят семь голов, в том числе самку с детенышами. Джим пытался их удержать, но его никто не слушал. Спастись сумели не более сорока животных.

Туземцы устроили огромный многодневный пир. Но Джим был в ужасе. Он понял, что если через год туземцы перестреляют остальных гиппопотамов, то, когда запасы сушеного мяса кончатся, все они вымрут от голода. Дав охотникам в руки штуцеры, он нарушил тонкое равновесие между сытостью людей и размерами стада. Не без причины жителям деревни было дозволено охотиться только раз в году, и неспроста колдун навешивал на лучших воинов каменные колеса. Чтобы деревня не погибла, ее жители должны были недоедать.

Джим остался в деревне еще на несколько недель и все это время размышлял, что делать. Ему хотелось показать туземцам, как строить лодки и плести сети, чтобы ловить больше рыбы. Но он не знал, к чему привело бы это новое вмешательство в их жизнь. В конце концов он переломал ночью все штуцеры и бежал, ни с кем не простившись.

По пути в Америку он размышлял о том, чему научился, живя в деревне. Предания и верования жителей были о гиппопотамах. Они ели гиппопотамов и поклонялись гиппопотамам. Он дивился их воздержанности, благодаря которой они не съедали сразу весь запас мяса. Необычайным казалось ему и то, как справедливо они делили провизию, чтобы всем доставалось поровну. Но какой из этого извлечь урок для черных американцев? В конце концов ему пришлось признать: никакого. Он напрасно потратил время, да к тому же едва не довел деревню до гибели. Когда он это понял, оставалось совсем немного, чтобы впасть в депрессию.

Его подавленность усугубляло еще одно: в деревне он оставил девушку, в которую влюбился. Она была стройна и очень красива, хотя в собственных глазах выглядела уродиной: ее вечно голодные соплеменники считали, что по-настоящему красивая женщина должна быть толстой, как гиппопотам. Поэтому, когда охотники перестреляли почти полстада, девушка принялась так объедаться, что за пять недель ее разнесло чуть не на тридцать кило. Джиму хотелось забрать ее в Америку, но он знал, что его аргументы ни в чем ее не убедят: она будет жрать и толстеть, толстеть и жрать, пока не превратится в настоящее чудище. Не ограничивать себя, когда еды вдоволь, – этот принцип был в ее случае обусловлен просто генетически.