– И что с нею стало?

– Этого никто не знает, как и в случае с головой Гордона. Может быть, Китченер выслал голову Махди в подарок королеве Виктории, а та приготовила ее под мятным соусом и съела на ужин?:

– Бр-р, какая гадость! – Алиса содрогнулась. – Противный! Неужели все в Египте не любят англичан так же, как и ты?

– Не только в Египте – во всей Африке, в Азии, везде, где у англичан были колонии. Поверь, если бы во Вторую мировую войну войска Роммеля дошли до Каира, их бы встретили цветами. Все египтяне сочувствовали немцам. А британской оккупацией мы уже были сыты по горло. Только подумай! За победу в битве под Омдурманом Китченер получил титул барона, Большой крест ордена Бани, благодарность от парламента и тридцать тысяч фунтов. А за что? За то, что благодаря техническому перевесу его войско вырезало четырнадцать тысяч суданцев, потеряв убитыми всего сто сорок человек, в основном египтян. Это была настоящая бойня: у махдистов были только пики, а у англичан – тяжелые автоматические карабины. Хуже всего, что они заставляли египтян воевать со своими братьями-суданцами. Поэтому, когда Судан добился независимости, между нашими странами не получилось союза. – Капитан, перед этим ораторствовавший с ожесточенным видом, вдруг улыбнулся. – Но судьба справедлива. Вскоре после обретения независимости в Хартуме снесли памятник Гордону, а три года назад правнук Махди, Садик аль-Махди, стал премьером Судана. Вот попали англичане в переплет!

Алиса даже не заметила, как они проехали мимо ресторана под открытым небом, в котором она прошлым вечером была с Абибом. Видневшиеся вдали пирамиды вырастали на глазах. Примерно за километр до них Махмуд свернул вправо, потом влево. Вскоре он остановился перед поднятым шлагбаумом у небольшой будки, рядом с которой сидели несколько караульных. Один из них записал что-то в тетрадь и дал знак, что можно, ехать дальше.

– Караульные записывают номера всех автомобилей, выезжающих в пустыню, – пояснил капитан. – Несчастные случаи бывают редко, но все знают, что с пустыней шутки плохи.

По обе стороны узкого асфальтового шоссе тянулись, сколько хватал глаз, песчаные дюны. Шоссе то взбегало на хребты дюн, то ныряло в долины между ними. Вдруг Алиса заметила по левую руку несколько заброшенных бараков из гофрированной жести.

– Здесь жили английские солдаты, которые строили эту дорогу во время войны. Англичане страшно спешили, и солдаты клали асфальт, не выравнивая трассу по высоте. Поэтому путешествие в Файюм слегка напоминает езду по горной тропе. Я не большой поклонник англичан, но сочувствую несчастным, которых разместили в этих бараках. При нашем климате в таких жестянках не жизнь, а кошмар.

Они проехали мимо сгоревшего остова грузовика на обочине, затем обогнали два автобуса – на подножках висели люди, а на крыше громоздилось столько ящиков, сундуков и узлов, перевязанных веревками, что этот багажник казался вдвое больше самой машины.

Махмуд не снимал ноги с педали газа, хотя стрелка спидометра показывала сто шестьдесят километров в час. Воздух, залетавший через щель в окне, совсем не освежал; было так жарко, словно его задувало в машину феном.

На шоссе, казалось, непрерывно возникали и исчезали лужи воды. Алиса не раз видела такое в Польше в жаркие дни. Но она удивилась, когда на горизонте, там, где пустыня сходится с небом, увидела огромное голубое озеро.

– Это уже Фаюмское озеро? – спросила она.

– Нет, нет, – ответил с улыбкой Махмуд. – Это фата-моргана. Самое обидное, наверно, что только бывает на свете. Человек в пустыне все отдал бы за то, чтобы искупаться в озере, но, едва он пробует приблизиться, вода исчезает. – Он резко сменил тему. – Знаешь, когда сегодня утром я заглянул в твой отель, портье сказал мне, что вчерашний вечер ты провела с Абибом Денисом. Так сложилось, что несколько месяцев назад один знакомый рассказал мне удивительную историю о его зачатии. Хочешь послушать?

– Историю о зачатии Абиба? – удивилась Алиса.

– Да. Знакомый клялся, что Абиб ему сам рассказал ее. И, думаю, не соврал – они знакомы уже не один год. А история и правда необычная.

– В таком случае охотно послушаю.

Махмуд зажег сигарету, глубоко затянулся дымом и начал свой рассказ.

ЕДИНСТВЕННО ПОДЛИННАЯ ИСТОРИЯ ЗАЧАТИЯ АБИБА

Басине была дочерью богатого александрийского судовладельца-копта и француженки, на которой тот женился в Париже. Мать умерла родами, когда забеременела второй раз. Басине с детства вращалась в высших кругах старого порта. Перед Второй мировой войной эти круги представляли собой мешанину греческих, армянских, еврейских и коптских промышленников, банкиров и купцов. У многих из них были иностранные паспорта, что по тогдашним законам избавляло от уплаты налогов. Об Александрии они вообще говорили, что она расположена не «в» Египте, а «у» Египта, словно желая подчеркнуть, как мало у них общего с арабским населением страны. По той же причине, свободно владея арабским, между собой они общались главным образом по-французски.

Отец Басине желал, чтобы дочь поехала учиться на родину покойной матери, но та непременно хотела в Соединенные Штаты, потому что много лет увлекалась стихами одной американской поэтессы восемнадцатого века. Английский она знала прекрасно, и отец не сомневался, что с учебой она справится; однако ему не хотелось отпускать ее так далеко. В конце концов он все же согласился – при условии, что Басине будет учиться в женском колледже. Дочь не имела ничего против. Из нескольких предложенных заведений она выбрала колледж Маунт-Холиок в Саут-Хадли, штат Массачусетс: там училась ее любимая поэтесса.

Басине мечтала полететь в Америку на дирижабле, но после катастрофы «Гинденбурга» это было, конечно, невозможно. На одном из торговых кораблей отца она доплыла до Марселя, а там пересела на роскошный пассажирский лайнер. Отец боялся отпускать ее в рейс одну, но его страхи оказались безосновательны: Басине пересекла Атлантику без приключений и даже ни разу не заболела.

Перед отъездом из Египта отец уговаривал ее, чтобы она сразу отправилась в колледж, нигде не задерживаясь, но Басине не могла отказать себе в удовольствии повидать Нью-Йорк; еще с корабля она заказала себе на неделю номер "В отеле «Плаза». В порту, сойдя с корабля, она с помощью носильщика погрузила в такси два пухлых чемодана и сказала шоферу, куда ехать.

Ее удивило, что водитель отгорожен от нее стеклом, а окна плотно закрыты и не открываются; но задумываться над этим она не стала, а просто с интересом глядела по сторонам, радуясь, что наконец видит город, о котором столько читала.

Внезапно она ощутила какой-то запах, странный, но приятный, а секунду спустя у нее закружилась голова, словно перед обмороком. Она хотела поднять руку и постучать в стекло – дать водителю знать, что с ней творится что-то странное, – но силы оставили ее. Какое-то мгновение она еще пыталась держать глаза открытыми, а потом погрузилась в темноту.

Очнулась она, по-прежнему сидя в движущемся такси и была уверена, что прошла всего минута или две. Водитель думалось ей, даже не заметил, что с пассажиркой что-то случилось. В своем обмороке она винила перемену климата и эмоции, связанные с путешествием; ей и в голову не пришло что тут может быть что-то другое. Она чувствовала слабость и страшную усталость, а потому с облегчением вздохнула, когда такси наконец подъехало к отелю.