во время практики умения. Кроме того, ребенок знает, что законченная картинка должна иметь баланс – как известно, деревья по обе стороны дома выражают справедливость, в которой он нуждается и наверняка получает от родителей. Объекты повышенного интереса должны уравновешиваться, равно как и свет, тени и цветовая гамма. Картинка обязана занимать весь лист бумаги, и при этом должна присутствовать некая связывающая все воедино центральная тема. В рамках этой системы принятого и, более того, самостоятельно установленного контроля он пытается выразить мысль и сохранить некоторую свежесть чувств, присущих этой мысли в момент ее рождения. При описании данного процесса у меня перехватывает дыхание, но ваши дети достигают этого вполне естественным путем, если дать им хотя бы малейшую возможность.

Конечно, как я уже говорил, ребенок не понимает всех этих вещей настолько, чтобы быть в состоянии о них говорить. Еще меньше о происходящем внутри себя известно младенцу. Он скорее напоминает этого мальчика постарше, только поначалу в нем намного больше скрытого. На самом деле он не рисует картинки, и, конечно, это вообще не картинки, но они уже являются маленьким вкладом в общество, оценить который по достоинству сумеет только достаточно чуткая мать. Этот вклад может содержаться в улыбке, неуклюжем жесте или причмокивании, указывающем на готовность к еде. Это может быть хныканье, благодаря которому женщина поймет, что если придет быстро, то успеет к началу дефекации, в противном случае она увидит испачканные пеленки. Это самое начало всех трудностей сотрудничества и социальной общности. Сколько детей, после того как они становятся в состоянии встать с кровати и сэкономить кучу времени на стирку, продолжают мочиться в постель в течение нескольких лет, возвращаясь по ночам к периоду младенчества, стараясь снова пережить свой опыт в попытке найти и исправить упущенное. Им в данном случае являлось чуткое внимание матери к сигналам возбуждения или сильного стресса, которые могли бы позволить ей сделать доброе дело, однако этот шанс был упущен, потому что рядом с младенцем не оказалось никого, кто мог бы поучаствовать в происходящем.

Точно так же, как ребенку необходимо связать физический опыт с любовью матери, ему нужны такие отношения в виде основы для его страхов. Эти страхи носят примитивный характер и основаны на ожидании младенцем грубого возмездия. Младенец возбуждается посредством агрессивных, то есть деструктивных импульсов или мыслей, демонстрируемых им в виде криков или желания укусить, и мир сразу же кажется ему наполненным кусающими ртами, страшными зубами и когтями, всевозможными угрозами. Поэтому мир младенца был бы ужасным местом, если бы не главная, защитная функция матери, которая заслоняет собой огромные страхи его первого жизненного опыта. Будучи человеком, мать (а также отец) изменяет качество страхов маленького ребенка. Постепенно родители и другие люди идентифицируются младенцем как человеческие существа. Таким образом, вместо мира волшебного возмездия младенец обретает понимающего и реагирующего на его инстинкты родителя, которого можно также ранить или прогневить. Благодаря такой моей формулировке сразу становится ясно, что для младенца имеет огромное значение, обретут ли силы возмездия человеческое лицо или нет. С одной стороны, матери известна разница между уничтожением и намерением это сделать. Она говорит «ой», если ее кусают. Но ее совсем не беспокоит понимание того, что ребенок хочет ее съесть. Собственно говоря, она воспринимает это как комплимент и способ выражения возбужденной любви. И конечно, ее не так-то легко съесть. Она говорит «ой», но этот возглас означает лишь то, что ей немного больно. Ребенок может повредить грудь, особенно если зубы ненароком появятся слишком рано. Но матери выживают, и дети получают шанс вновь обрести уверенность благодаря этому факту. Вы даете младенцу какой-нибудь твердый предмет, нечто, имеющее все шансы пережить его нападение, например погремушку или костяное кольцо, потому что знаете: возможность искусать их от души принесет ему облегчение.

На этих ранних стадиях все, что является легко адаптивным, то есть «хорошим» в окружающей среде, накапливается в хранилище опыта младенца как свойство собственного «я», поначалу неотличимого от здоровой жизнедеятельности младенца. И хотя ребенок сознает каждый сбой в надежности, накопление «хорошего» опыта – не связанный с сознанием процесс.

Существуют два способа, с помощью которых ребенка можно познакомить со стандартами чистоплотности и нравственности, а затем с религиозными и политическими убеждениями. Один из них заключается в том, чтобы внедряющие такие стандарты и убеждения родители заставляли младенца или более старшего ребенка принимать их, не пытаясь интегрировать в развивающуюся личность. К сожалению, есть дети, чье развитие настолько отстает, что для них это единственный путь.

Второй способ – позволять и поощрять врожденное стремление к нравственности. Благодаря чуткости матери, связанной с фактом ее любви, оберегаются зачатки индивидуальных нравственных чувств ребенка. Мы обсуждали, как младенец ненавидит упускать опыт и предпочитает подождать и вытерпеть фрустрацию примитивных удовольствий, если ожидание добавляет тепла в личные отношения. И как мать помогает создать основу наполненных любовью отношений для противостояния энергичности и жестокости младенца. В процессе интеграции импульсы «нападать и разрушать» и «отдавать и делиться» взаимосвязаны, ослабляя влияние друг друга. При использовании принудительного приучения данный интегративный процесс ребенка не затрагивается.

Все это способствует постепенному наращиванию в нем способности чувствовать ответственность, которая является, по сути, ощущением вины. Неотъемлемая часть этого процесса – постоянное присутствие матери или фигуры матери в течение всего периода, пока ребенок приспосабливается к деструктивности, являющейся частью его натуры. Данная черта становится все более характерной в его опыте объектных отношений, и упомянутый мной этап развития длится с шести месяцев до двух лет, после чего ребенок может удачно совмещать в себе мысли о разрушении объекта с фактом любви к нему же. В течение этого времени мать необходима, причем именно из-за ценности ее выживания. Она одновременно является окружающей средой и объектом возбужденной любви. Ребенок постепенно приходит к интеграции этих двух аспектов матери и способности любить и быть привязанным к матери одновременно. Это вовлекает его в особый вид тревоги, называемый ощущением вины. Младенец постепенно становится способным вытерпеть чувство тревоги (вины), возникающее из-за деструктивных элементов его инстинктивных переживаний, потому что знает о существовании возможности восстановления и перестройки.

Такое внутреннее равновесие обеспечивает более глубокое понимание добра и зла, чем навязанные родительские стандарты. И все благодаря надежному окружению, обеспечиваемому материнской любовью. Но порой ощущение вины исчезает вместе с уверенностью в надежности окружающих, например, если матери приходится быть вдали от своего дитя, если она больна или сильно занята.

Если вам нравится, вы можете думать о ребенке как о развивающейся внутренней хорошей матери, которая чувствует, каким счастливым достижением является