Перед школой я решил заскочить домой. Только сейчас я вспомнил о бабушке! Как она, бедная, — наверное, волнуется обо мне. Я невольно ускорил шаг.

— Ба! Ты дома? — в ответ тишина.

Я обследовал квартиру, бабушки нигде не было. На кухонном столе белел лист бумаги, на котором спешным почерком было написано несколько строк:

«Молодой человек, у вашей бабушки случился инсульт. Мы увозим ее в больницу. Врач скорой помощи Кириллов».

Ниже был написан адрес больницы и телефон.

Ошарашенный, я сел на стул.

— Да-а-а-а… Погулял ты, Коля… — от упоминания своего настоящего имени в груди что-то больно сжалось, через все тело прошел холодок. Такое со мной было впервые. Я кинулся в коридор, сжимая в руке лист бумаги. Дрожащие пальцы никак не могли совладать с диском телефона. Наконец мне удалось набрать номер больницы. Дежурная сообщила, что состояние бабушки тяжелое, она находится в реанимации и к ней никого не пускают.

Словно на автомате, я принял ванну, сменил одежду, выпил чашку чая и отправился в школу. В тот момент я уже не видел ровным счетом никакого смысла в этом занятии — наверное, сыграла свою роль привычка.

— Здорово, Колян! — с широкой улыбкой ко мне приближался лучший друг Витя. Насколько дебильная эта его улыбка! Да и сам он весь какой-то тюфяковый: неглаженая форма, растрепанные волосы, тощий и нескладный.

— Привет, — хмуро ответил я. — Слышь, Витек, не называй меня больше этим дебильным именем, понял? Меня зовут Зергос, только Зергос — и никак иначе.

— Лады, — осекся Витя. — А что стряслось? На тебе лица нет!

— Да все в порядке. Не выспался я.

— Не, Колян, у тебя правда все в порядке?

Внутри вспыхнула нешуточная злоба:

— Я тебе, козел, сказал, чтобы не называл меня этим именем?! — вокруг нас стала собираться толпа. — Сказал или нет, урод?! — в этот момент я готов был его убить.

Витек только и смог, что вытаращить глаза: так и стоял с открытым ртом, не зная что сказать. В конце концов, он молча ушел в класс. Следом за ним разошлись и расстроенные ученики, лишенные интересного зрелища.

— Коленька, Коля, — кто-то тихо звал меня. Обернувшись, я увидел Машу. Как же противно мне было ее видеть, прямо до тошноты! — Коля, у меня разговор к тебе, отойдем в сторонку, а?

— Некогда, — буркнул я и отправился в класс.

На следующей перемене, выйдя в коридор, я сразу нос к носу столкнулся с Машей. Казалось, что она прождала меня здесь все 45 минут.

— Чего тебе?!

— Коленька, отойдем в сторонку, а?

— Ну хорошо, — я молча отправился в сторону спортзала, где было два укромных закутка, Маша послушно семенила следом.

— Коленька, — страстно зашептала она, — ты прости меня, дуру, я тебя обидела, оскорбила, но я не могу без тебя. Сегодня всю ночь не находила себе места, все о тебе думала! Я так хочу тебя, — она всем телом прильнула ко мне, впиваясь своими губами в мои.

Меня чуть не стошнило, я резко оттолкнул ее от себя:

— Иди прочь! Я тебя ненавижу! Не подходи ко мне больше, стерва!

Маша преследовала меня весь день. Я никак не мог понять, в чем же причина такой метаморфозы, еще более меня удивляла перемена моего к ней отношения. Вдруг неожиданно вспомнился кусок пергамента, на котором Мастер пишет слова… Меня сначала бросило в жар, а потом обдало лютым холодом: «Так вот оно в чем дело! Это, оказывается, подействовало! Как же я мог об ЭТОМ забыть?! Получается, что все это серьезно? Это не шутки и не игры ненормальных психов?»

Эти мысли настолько меня поразили, что я уже не мог находиться среди людей, надо было срочно уединиться и разобраться со своими мыслями.

Дома я первым делом полез в холодильник, обнаружив несколько кастрюлек с едой, заботливо приготовленной бабушкой. Поев, я завалился спать и проснулся ближе к вечеру. Никаких здравых мыслей по поводу всего, что со мной случилось, в мою многострадальную голову не пришло. Звонок в больницу немного поднял мне настроение: бабушку из реанимации перевели в общее отделение, состояние ее улучшилось, кризис миновал, но она по-прежнему была без сознания и к ней никого не пускали.

«Мастер… Мастер… Иди к Мастеру…» — от неожиданности я опрокинул на себя чашку с горячим чаем. Это был ледяной, могильный голос, звучащий, казалось, внутри меня.

— Как же я мог забыть?! — в голос прокричал я и метнулся в коридор, где на стене висели часы. Они показывали 17.30. — Успею!

В 18.05, запыхавшийся, я влетел в знакомый подвал. Мастер сидел за тем же столом, перед ним стояла кружка с чаем.

— Ты опаздываешь, — был ответ на мое приветствие, — на первый раз я тебя прощаю, но это в последний раз, понял?

— Понял, — опешил я.

— Садись. Ну, как твоя шмара?

— Кто?

— Ну, телка твоя, из-за которой ты вчера чуть не повесился.

— А-а-а-а… Бегает за мной как привязанная, только мне она уже не нужна, тошнит от нее.

— Ну это ты зря! Чем больше телок у тебя в жизни будет, тем лучше. Тебе теперь надо копить магическую энергию, а секс в этом смысле очень эффективен, после инициации я тебя научу, как правильно поступать. Твоя инициация состоится через месяц 27 апреля, в следующее полнолуние. За это время тебе надо многое успеть. Вот здесь… Что такое? — спросил Мастер, видя мое замешательство. — Что-то хочешь сказать?

— Да, Мастер. Я хотел сказать, то есть спросить… Ну… В общем… Вы так говорите обо всем, как будто уже все решено, — робко промямлил я.

— Что решено?! — тон Мастера не предвещал ничего хорошего.

— Ну то, что я… Ну буду членом «церкви», пройду инициацию и все такое… — мой голос упал, я чувствовал себя тараканом, застывшим под тапком хозяина.

— Ах вот ты о чем! А кому я вчера говорил о том, что обратного пути не будет? Кто мне вчера тут пускал сопли о разбитом сердце и о желании умереть? Не ты?! — Мастер, казалось, стал в несколько раз больше, нависая надо мной огромным зловещим исполином.

— Я… я…

— Ты мразь! Понимаешь? МРАЗЬ! Вонючая и жалкая, находящаяся полностью во власти комплексов, навязанных дебильным людишкам мерзкими хрюсами[10]! Ты сейчас полное ничтожество, а я, великий Варгот, трачу на тебя свое время, пытаюсь сделать из тебя настоящего человека, даровать тебе бессмертие, наполнить твою никчемную жизнь смыслом! Что-что ты там блеешь, козел?! Что ты хочешь мне сказать?

Из моих глаз хлынули слезы, я уже давно так не рыдал: в голос, с потоком слез.

— Я не отказываюсь, — выдавил я сквозь всхлипывания, — просто мне хотелось как-то подумать, все взвесить… Простите, Мастер…