Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сеул просто кивнул, без слов присоединяясь к словам стражника.
Незнакомца же слова Дербитто обрадовали, но как-то не так:
– Это как же без глаз? На ощупь или по запаху? – весело уточнил он.
Дербитто ответить не успел – отозвался Азере, брезгливо-недовольно протянув:
– Может быть, шутить будем в другом месте или хотя бы после разговора? Господа, кроме вас вроде бы выжило еще трое стражников и сотрудник управы?
– Да, Пулио живой… если его можно причислить к сотрудникам, – подтвердил Сеул.
– А что с ним не так? – уточнил Азере.
– Вы знаете, кто его отец?
– Если не ошибаюсь… Да, теперь я вас понял. Действительно, с таким отцом можно не слишком утруждать себя работой в управе.
Карвинс хотел было что-то сказать, но незнакомец его перебил:
– Эти ваши стражники и этот Пулио тоже сумеют опознать ее?
Сеул пожал плечами:
– Пулио стоял рядом с нами, а вот стражники выжившие подальше были.
– Да, – кивнул Дербитто. – Эти стояли позади, поэтому и уцелели при первом залпе лучников. Правда, один серьезно ранен и не скоро сможет вернуться к работе. Да и остальных потрепало. Я бы на вашем месте не сильно надеялся, что они опознают ее тело.
– Тело? – вскинулся незнакомец. – Кто говорил о теле? Вы нам нужны не для опознания тела – вы должны найти ее живой.
Тут уж вскинулся Сеул:
– Зайцы сказали, что она мертва. Они не имеют претензий к городу: убийца убит. Если бы они в этом сомневались…
Незнакомец остановил дознавателя взмахом руки:
– Зайцы? Зайцы сказали, что она мертва? А если бы они сказали, что у ослов растут рога, вы бы тоже в это поверили?
– Но…
– Никаких «но»! Да не признай они, что она не выжила в том бедламе, их бы на смех подняли. Все ушастые сползлись на это дело плюс толпа наемников. Они обложили эту девку со всех сторон, вели ее как пуделя на поводке. Довели до удобного места и… И что?! Признать перед всеми, что она ушла оттуда? И что отряд стражи лег под их стрелами попусту? Вот так взять и сказать: «Опростоволосились мы – прохлопали ее, ушами своими прохлопали»? Сеул, вы можете себе представить, чтоб зайцы признали перед всеми, что так блестяще обделались?
– Не могу, – честно ответил дознаватель.
– Верно! Не признают они этого никогда. Жива эта девка, жива. И зайцы ее продолжают искать, причем помощи у нас просить, конечно, не стали. А у нас-то здесь возможностей побольше будет, чем у зайцев… Мы должны найти ее первыми. Понимаете?
Сеул покосился на Дербитто и покачал головой:
– Не совсем. Зачем нам она? Это проблема зайцев – вот сами пусть и ищут. Или я чего-то не понимаю?
Под шлемом послышался приглушенный смешок:
– Вы – сотрудник столичной управы. Она в Столице совершила преступление первого списка. Мне кажется, что ваша прямая обязанность ловить преступников?
– Это так, – кивнул Сеул. – Но подобные задания мне дают непосредственно в управе. Странно, что в этом случае все не так, как обычно. Я не ожидал, что меня здесь… в этих стенах… начнут обвинять в пренебрежении служебными обязанностями. Кстати, если говорить об обязанностях, я вообще-то обязан задержать всех присутствующих по обвинению в причастности к тайному обществу. Тайные общества, знаете ли, запрещены у нас, причем давненько. За это у нас вешают.
Тут уж дружно хмыкнули все присутствующие.
– Вешают вообще-то за шею, – не к месту уточнил Азере.
Незнакомец хохотнул:
– Браво! Вы сравняли счет! Сеул, вы стоите тех похвал, что вам расточают!
– Спасибо, – скромно поблагодарил дознаватель.
– Вы – тот, кто нам нужен. Большая удача, что именно вам довелось столкнуться с этой девкой. Карвинс, покажи им. Да не кривись ты – тебе, проходимцу, даже от слепоглухого кретина не замаскироваться. Даже тараканы в этой комнате знают, кто ты такой.
Карвинс из-под своего необъятного одеяния извлек тощую кожаную папку, достал из нее лист плотной бумаги, протянул Сеулу:
– Узнаете?
Дознаватель рассматривал портрет не более двух секунд. Причем время это потратил вовсе не на узнавание, а на оценку качества работы. При беглом взгляде – дешевка, набросанная угольным карандашом уличным мазилой на скромном сероватом картоне. Но даже ничтожных познаний Сеула в живописи хватило, чтобы расстаться с заблуждениями первого взгляда – такая показная простота работы стоит немало. Великий мастер рисовал. Ни одного лишнего штриха – и все, что надо, на месте. Кажется, что вот-вот – и черно-белый рисунок заиграет цветами, девушка перестанет сдерживаться, лукавая хитринка, читающаяся в глазах, оживет, и губы наконец растянутся в улыбке, разрывая плен запечатленного мига.
– Это она.
– Вы уверены? – с легкой насмешкой уточнил незнакомец.
Сеул при его словах почувствовал себя не слишком уверенно, но виду не показал:
– Да. Портрет великолепен.
– Как живая, – подтвердил Дербитто. – Хороший художник делал.
– Вы правы… насчет художника. Рисунок был набросан за несколько минут. На коленке буквально. Но все, к чему прикасались руки Этчи, становилось шедевром.
– Этчи? – удивился Сеул. – Он же давно умер.
– Пятнадцать лет назад, – подтвердил незнакомец. – А портрет этот появился за пять лет до его смерти.
– Это невозможно, – решительно заявил Сеул. – Я видел ее в нескольких шагах. Она юна. Не омоложена – а именно юна. Возраст можно обмануть, но юности не сохранить. Если вы говорите правду, то, выходит, эта девушка родилась уже после создания своего портрета. А это невозможно.
Незнакомец указал на портрет:
– Здесь изображена принцесса Вайира. Ее мать, вдовствующая герцогиня Шани, заказала Этчи свой портрет для пополнения галереи предков женской линии. Он работал в замке около двух недель. В один из тех дней он и набросал этот эскиз. Было это в начале весны… Взгляните – она само воплощение мига пробуждения природы. Воплощение пробуждения… Ее губы сжаты, но…
– Но они как свежий бутон, уже готовый распуститься нежной улыбкой, – неожиданно для всех произнес Дербитто.
Все дружно обернулись на стражника – никто не ожидал подобных слов от этого потрепанного жизнью реалиста.
Незнакомец не обиделся на то, что его перебили:
– Да, Дербитто, – вы видите то же, что и я. Она вот-вот улыбнется. Сверкающая женская чистота и свежесть пробуждающейся природы. Род Шани славен красотой своих женщин, а эта юная принцесса сумела затмить всех своих предшественниц. Это лучший портрет Вайиры. В миг, когда Этчи его набрасывал, его гениальность, наверное, достигла пика. Потом… в начале лета… Вы все, думаю, знаете, что случилось в начале лета. И уже потом, когда после этого прошли годы, герцогиня не могла смотреть на этот портрет… Наверное, и она это видела… Портрет попал в королевскую публичную галерею, и там его мог увидеть любой желающий. Знаете, я сам его снял сегодня со стены. Он висел скромным клочком бумаги, затерянным среди сотен великолепных ярких полотнищ. И я увидел, что пол под ним грязен. Очень грязен. Грязь приносят посетители галереи. И если посетители галереи толпятся под этим скромным листком… Этчи был гений – это не подлежит сомнению. Но в галерее десятки его работ, и лишь эта пользуется таким пристальным вниманием… Тут уже дело не только в гениальности – главную роль играет Вайира. И не надо думать о том, что народ глазеет на нее из-за той давней истории. В галерее полным-полно портретов мятежников, узурпаторов, палачей, грабителей, насильников, всех этих злодеев и их жертв, и создавали их гении кисти. Под ними не натоптано… А здесь красота тела и души… и нераскрытая тайна… и Этчи… В трактире Пуго один из посетителей бывал в галерее и на допросе отметил, что убийца была похожа на последнюю принцессу Шани… Я думаю, что вы повстречали дочь Вайиры.