– Не толкай меня!

– Если бы было возможно, то вообще бы не прикоснулся, – бросает он, пытаясь снять свои штаны.

– Для своих лет ты ведешь себя уж очень по-детски!

– А ты знаешь, сколько мне?

– Бабушка знает, – прыскаю я. – Да и твоя профессия подразумевает серьезность возраста и ума. Вот только вижу я совершенно обратное.

Максим хмыкает, а мой взгляд успевает заметить его обнаженные ноги прежде, чем источаемое жар тело позади меня, разворачивается.

– Что ты делаешь?

– Повернулся к тебе!

– Зачем?

– Потому что так натянуть штаны будет проще. Тебе что, помочь от своих избавиться?

Фыркаю и разворачиваюсь к нему. Благо, теперь Максим в футболке, зато без штанов. Уж не знаю, что хуже.

– Мне тридцать три, – подмигивает он с кривой улыбкой. – А твоя бабушка сколько дала?

– То есть? Ты сам ей сказал, сколько тебе.

– Ничего я не говорил, – улыбается он. – Она поделилась с тобой своим предположением. Так и сколько мне по её мнению?

– Тридцать три, – медленно отвечаю я. По кофейной гуще что ли это выяснила? Прочищаю горло и взмахиваю головой. – Но судя по уму – не больше тринадцати.

– Всё ещё любишь его? – вдруг спрашивает он с прищуром. – Этого Диму.

– Надень штаны, будь добр. И выходи.

– Мы выйдем вместе, – говорит Максим низким и тихим голосом, от которого у меня мурашки бегут по рукам. Его веки заметно расслабляются, будто бы он смотрит не на меня, а на объект визуального наслаждения. – Он с тебя глаз не сводит. Это я так, если ты не заметила. Ответишь на мой вопрос?

– Нет.

– Твой отказ вынуждает меня сделать определенный вывод…

– Это ответ, – перебиваю я, глядя в его глаза, – на твой вопрос. Мне это чувство не свойственно.

– Даже так, – удивляется он. – Сердце разбил навсегда?

– Нет, – честно отвечаю я. – Заставил задуматься и пересмотреть свое отношение к стремлению достичь гармонии с одним человеком, построить с ним семью и встретить вместе старость. Это бессмысленно, – пожимаю я плечами.

– Вот как.

– Не думаю, что мы отличаемся друг от друга в этом плане. В тридцать три давно пора обзавестись детишками, женой и любовницей. А ты же бегаешь от влюбленной в тебя девушки.

– Но это вовсе не значит, что я против брака и…любви.

– А я и не говорю, что ты против. Просто это не для тебя. И не для меня. Надевай штаны и не вздумай пялиться на меня, иначе вытолкну отсюда!

Максим неотрывно следит за мной, пока я пытаюсь избавиться от своих штанов. Только в его глазах решаются неведомые мне задачки и головоломки.

– Я тебе не верю, – говорит он, пытаясь натянуть на себя штаны. – Если мужчина в силах контролировать свои чувства, то женщине эта функция точно неподвластна. Влюбившись, у нее сносит крышу. И там уже совершенно неважно, что для нее, а что нет. Главное, чтобы любимый был рядом. Значит, не нашелся ещё тот человек, который перевернет твой мир.

– Чтобы перевернуть мой мир, нужно сначала свой довести до состояния хаоса, – усмехаюсь я. – А мужчины на это не способны.

– Что это значит?

– Если мужчина готов страдать, испытывать душевную боль, слышать рев разрывающегося сердца, когда та, которая ему очень важна, где-то, с кем-то, но не с ним, значит для него действительно нет ничего невозможного и он асфальт зубами прогрызет, чтобы сделать её своей. Любовь и душевно-сердечные мучения – неразделимы. Хаос заключается в принятии этих чувств. «Люблю не могу» – пустая болтовня, на основе которой заключаются миллионы браков, а через пару лет они распадаются. Потому что вроде как и «могу», и вроде как уже «не люблю».

– Значит, ты не готова навести в себе хаос? – сощуривается Максим.

Отрицательно качаю головой, пытаясь попасть ногой в штанину.

– Семья, дети, любимый муж, дом у озера и собака – не для меня.

– Это всё бремя забот и финансовых трудностей. Исключив эти препятствия, ты сможешь без труда занять свои мысли мужчиной и мечтами о совместном с ним будущем.

Из меня вырывается короткий и громкий смешок.

– Мне дорого мое одиночество и я ни за что не променяю его на храп под боком, готовку, глажку рубашек, провожания на работу и вынужденный секс, потому что «надо». Этап слепой веры в романтику беззаботной семейной жизни я давно миновала и в свои двадцать восемь хочу быть счастливой.

– Счастье не заключается в одиночестве, – усмехается Максим.

– Тогда почему же у тебя нет жены? Ладно! Хотя бы настоящей девушки? – улыбаюсь я, натягивая штаны. – Не потому ли, что ты счастлив быть один? Или ты так жаждешь видеть забитые кремами, тампонами и плойками шкафчики в ванной, когда открываешь их каждое утро? Свидания с ПМС каждый месяц, грязная тарелка в раковине, потому что «знаешь, так лень»! Твоя гардеробная уже не принадлежит тебе, рубашки и брюки теснятся, между ними уже нет расстояния в пятнадцать сантиметров, потому что необходимо место для платьев, кофточек, юбочек, обуви! На утро после секса она не исчезнет, а будет и дальше спать в твоей кровати, нарушая границы твоего личного комфорта. Так и в чем же заключается счастье для тебя?

Максим улыбается. Ему будто не нравится слышать то, что я говорю, но он понимает, что каждое мое слово – чистая правда.

– А если ты влюбишься? – спрашивает он, глядя на меня с какой-то странной тенью анализа в серых глазах. – Сердцу ведь не прикажешь. Появится человек, который не станет спрашивать твое сознание, хочешь ты этого или нет. Он просто захватит его и ты ничего не сможешь сделать.

– Если я этого не захочу – смеюсь я, застегивая пуговицы, – ничего не будет.

– Не всё зависит от тебя.

– Не всё, но многое.

– Это «многое» тоже можно подчинить. – Его смеющийся взгляд скользит по моему лицу. – Ты даже не заметишь.

– Почему мы говорим об этом?

– Потому что я задал тебе вопрос: любишь ты своего Диму или нет?

– Он не мой!

– Ты сказала нет, но сердечко твое он явно разбил, раз ты теперь такая колючая. Так и развилась эта тема.

– Мое сердце на месте и с ним всё в полном порядке!

– Тогда почему ты так резко отреагировала на появление своего Димы? Чуть руку мне не сломала.

– Он не мой!

– Правда что ли? – подкалывает Максим.

– Я так отреагировала, потому что не выношу его, ясно? Он мне противен. Когда папа с Лианой погибли, этот ублюдок исчез. Просто взял и исчез. А спустя несколько месяцев приехал с извинениями, объяснив свое бегство боязнью встречи с моими слезами! Видите ли, он не переносит женские истерики, слезы и страдания, а я в тот момент тонула в этих эмоциях и чувствах! Чтобы это трусливое ничтожество разбило мое сердце? Серьезно? – прыскаю я. – Если такой человек и появится когда-нибудь, то он уж точно найдет в себе силы, честно сказать мне, почему поступает так, а не иначе. Не убежит, как крыса, а будет честен со мной.