Этот район считался в нашем городе непрестижным. Все, кто мог, бежали отсюда сломя голову, а квартиры тут стоили едва ли не вдвое дешевле, чем в центре. Причина заключалась в том, что заводы и фабрики были натыканы здесь чуть ли не впритык друг к другу. Многочисленные заводские трубы исправно отравляли воздух всякой дрянью, в воздухе постоянно висел неприятный запах с химкомбината. Была и другая причина. Работяги, населявшие эту часть города, проводили все свободное время, предаваясь единственному доступному им развлечению – пьянству. Так, как пили здесь, не пили больше нигде. В результате пьяные разборки и бытовые убийства, опять же по пьяни, были здесь обычным делом. Кому из нормальных людей такое понравится?

Даже на первый, не слишком внимательный, взгляд улочка выглядела убого. Давно не крашенные стены домов пестрели ржавыми разводами, штукатурка – в тех местах, где она еще осталась, – вздулась от сырости, точно болезненные нарывы. Крыши громыхали на ветру ржавым железом. На ветхих, покосившихся балконах тихо постукивало замерзшее белье.

Подъехать к ломбарду оказалось невозможно – посреди улицы вилась среди сугробов узенькая, хорошо утоптанная тропинка. Машины, судя по всему, здесь не ездили вообще, что выглядело в наше время по меньшей мере странно.

Собравшись возле Юркиной машины, мы устроили совещание.

– Что будем делать? Страшновато оставлять машины без присмотра в этой подворотне, – сказал Юрка, нервно поглядывая на группу нетрезвых подростков, которые весело ржали в детской песочнице неподалеку, как стадо диких мустангов, да простят меня благородные животные за такое сравнение. Несколько пластиковых бутылок из-под пива отчетливо выделялись на снегу, позволяя определить на глаз степень опьянения молодежи. Степень была изрядная, тем более что запасы пива у них, по-видимому, еще не иссякли – я видела, как они передавали друг другу очередную полуторалитровую емкость. Да, в таком месте никакая сигнализация не поможет. Не угонят, так стекла побьют ради развлечения.

Юрка предложил:

– Сделаем так: вы пойдете вдвоем с Наташей, а я останусь сторожить машины.

– А вдруг они до тебя докопаются? – заволновалась подруга.

– Ну, это вряд ли, – усмехнулся Юрка, покосившись на свои весьма внушительные кулаки. – Такие, как они, обычно трусоваты.

– Но как же мы пойдем одни?

– Так будет лучше. В ломбарде вам ничто не угрожает. Пока я здесь торчал, внутрь вошла всего одна тетка, да и та давно отчалила. Кроме того, девчонкам легче вызвать продавцов на откровенность, я буду только мешать. А вы девицы сообразительные, в два счета выведаете у них все, что нужно.

– Он прав, Наташка, – согласилась я. – Машины нам с тобой не защитить, только хуже сделаем. Придется сыграть роль частных детективов.

Внутри ломбард больше напоминал лавку старьевщика. Никаких особенно ценных предметов я не заметила. Очевидно, люди несли сюда последнее, надеясь выручить за свое барахло хоть какие-нибудь копейки. Вещей в витринах лежало много, но смотреть было не на что. По периметру торгового зала висели металлические кронштейны, заполненные зимней одеждой со степенью износа процентов в девяносто. Единственный лисий полушубок, побитый молью и изрядно поистершийся, выглядел на фоне остального чуть ли не королевской мантией. Несколько картин на стенах да парочка икон также не представляли особой ценности. В самом углу пылился стол красного дерева, который отчаянно нуждался в реставрации. Когда-то, лет сто назад, он выглядел великолепно, но теперь потускнел, а поцарапанная столешница была вдоль и поперек закапана чернилами.

Возле самого окна и в самом деле размещалась застекленная витрина. Здесь красовались немногочисленные ювелирные украшения, в основном примитивные серийные изделия из золота с искусственными рубинами. Само стекло витрины неплохо было бы протереть от пыли, но девушке за прилавком, очевидно, такое просто не приходило в голову. Она зябко куталась в серый пуховый платок, сидя на стуле, и выжидательно смотрела на нас светлыми, какими-то застиранными глазами. Непостижимым образом девушка идеально вписывалась в окружающую, довольно потрепанную обстановку, хотя ей наверняка не исполнилось и двадцати и была она вполне симпатичной. Правда, ей не помешало бы вымыть волосы и хоть немного заняться лицом, да и платьишко, в которое она была одета, давно пора было постирать.

– Хотите что-нибудь заложить? – спросила девушка, глядя, как мы старательно разглядываем витрину. – Или купить желаете?

– Да нет, спасибо. Я вижу, здесь нет того, что мы ищем, – ответила я, вежливо улыбаясь.

Девушка немного удивленно вскинула брови.

– А что конкретно вас интересует? – спросила она.

– Довольно необычная вещица – старинное зеркало из бронзы в деревянной раме.

– Было такое, – немного помявшись, кивнула девушка.

– Неужели его продали? – изображая отчаяние, воскликнула Наташка.

– Ну да. Вы опоздали. Недели две назад ушло.

– Ах, какая жалость!

– Что же вы так долго собирались? – усмехнулась девушка. – Оно с полгода провалялось. Хозяин уж и не чаял от него избавиться. Вот всегда так: лежит вещь, лежит, никому не нужная, а только продашь, народ валом валит именно за ней.

– Но что же нам делать? – патетически воскликнула Наташка. – Я так мечтала его иметь!

– Может, попытаться перекупить его? – Я сделала вид, что эта мысль только что пришла мне в голову, и затем обратилась к девушке, молитвенно сложив на груди ручки: – Вы не запомнили, кто его купил? Вдруг он из постоянных ваших покупателей…

– Ничем не могу помочь, – развела она руками. – Оно было продано не в мою смену. Да и потом, мы не ведем записи покупателей, только клиентов.

– Так, может, нам обратиться к хозяину этой вещи?

– А зачем? – удивилась девица. – Зеркала вы у него все равно не найдете.

– Ну… Вдруг у него есть что-то подобное, – не сразу нашлась я.

– Вряд ли, – усмехнулась продавщица. – Я эту старуху хорошо знаю. Нищая она, как церковная крыса, и зеркало – единственная путная вещь, что у нее была.

– И все же…

– Не везет вам, девушки, – покачала та головой. – Поговорить со старушкой не удастся.

– Почему? Вы нам не поможете?

– Да я бы с радостью, только преставилась Марья Федоровна, потому и вещь из заклада не выкупила. Раньше-то всегда забирала.

– То есть она не первый раз ее сдавала? – удивилась я.

– Сто первый. И всегда в положенный срок забирала обратно. Мы его даже на аукцион никогда не выставляли. Знали, что хозяйка явится за своей драгоценностью.

– Но ведь вещь дорогая, – еще больше удивилась я, – откуда старушка брала деньги, если она, как вы говорите, была совсем бедная?

– Понятия не имею. Может, милостыню собирала, может, еще что. Работать она не работала, старая совсем была, но деньги находила исправно.