– Армия сильна не численностью, а умением воинов, – отозвался Олен. – Один на один ты побоялся бы выйти против меня.

После этих слов Харугот пожалел, что затеял эту беседу, что сразу не отдал приказ лучникам.

– О нет, не побоялся бы, – прохрипел он, чувствуя, как внутри поднимается опаляющая волна злобы. – Но куда проще будет прикончить тебя вот так, не тратя собственных сил. Они мне еще пригодятся.

– Тогда чего же ты ждешь? – спросил белобрысый, продолжая улыбаться.

– Я хочу узнать, зачем ты явился сюда! – Харугот глядел только на Олена. – Неужели ты рассчитывал, что кто-то из таристеров поверит в то, что ты – сын свергнутого? Надеялся на помощь этих трусов из Школы Истинного Знания, что дрожат от одного вида моей тени?

Он почти кричал, понимал, что ведет себя глупо, но остановиться не мог. Что-то мешало нацепить обычную маску ледяного бесстрастия, то ли проклятый дождь, то ли бело-зеленый свет, исходивший от ученика Лерака и неприятнейшим образом резавший консулу глаза.

Отпрыск рода Безария подумал некоторое время, а потом сказал:

– Что тебе объяснять? Ты все равно не поймешь.

– Ну что ж, хорошо, – Харугот сумел взять себя в руки. – Не объясняй. Сейчас вы все умрете…

Школу Истинного Знания Олен покинул в самом отвратительном расположении духа.

Маги, умеющие повелевать стихиями, мудрецы, которым ведомы тайны Истинного Алфавита, струсили! Хотя их тоже можно понять – Харугот под боком, и силу показал не один раз. Что рядом с ним какой-то отпрыск рода Безария, пусть даже с Сердцем Пламени на пальце?

Что загородка из соломы против урагана – унесет и не заметит…

Немножко пришел в себя Рендалл только на Черной улице, ощутил прикосновение холодных капель дождя к лицу, порывы ветра. И тут ему показалось, что кто-то посмотрел в спину. Оглянувшись, увидел лишь спутников, да мужчину с девушкой около посудной лавки.

Рыжий удрал еще во дворе Школы, не желая терпеть внимание магов, и пока не спешил возвращаться.

– Ну, чего делать будем? – проворчал Гундихар, нагоняя Олена. – Клянусь лапами Аркуда, эти чародеи – глупцы, и вместо голов у них – пустые горшки. Неужто не видят, что этот Харугот их сожрет?

– Не видят, потому что не хотят, – сказал Харальд. – Надеются отсидеться, полагают, что все обойдется. Обычное человеческое поведение. Надо убираться из города. Здесь мне не нравится.

– Нет, нельзя так отступать! – заметила Саттия. – Мы должны поселиться где-нибудь на постоялом дворе и подождать их ответа. Три дня, если не высовываться, нас не заметят.

Рендалл оглянулся – мужчина и девушка неторопливо шли за ними, разговаривая на ходу. Но показалось, что оба смотрят на него, пристально, не отводя глаз.

– Бежать – нет смысла… – сказал уроженец Заячьего Скока. – Сражаться со всем войском консула – тоже… Может быть, попробуем проникнуть в Золотой замок? Один раз мне это удалось…

Пока разговаривали, миновали площадь Семи Арок, и с нее свернули на Большую улицу – самую длинную в Безарионе, с дорогими лавками, домами богатеев, роскошными тавернами и борделями.

Сейчас тут, как и везде, властвовала непогода, смотрели в небо мутные глаза луж.

– Для начала надо глянуть на замок, – продолжил Олен. – Определить, тут ли консул, а ночью попробовать. Если Бенеш сможет прикрыть, то подземельями мы доберемся до самой постели Харугота.

– Плохой план, – сказал тар-Готиан. – Мы не знаем возможностей нашего врага. Глупо совать голову ему в пасть.

– Еще глупее биться лбом в закрытые ворота, – проговорила Саттия. – Корни и листья, другого пути нет.

– Надо убираться из этого города, – повторил Харальд, зябко передернув плечами. – Мне тут не нравится.

Еще какое-то время ушло на спор, в котором приняли участие все, кроме Бенеша.

– Ладно, хватит… – сказал Олен, и замолчал, поскольку они выехали на Белую площадь, пустую, точно гроб без покойника.

Где-то близко запела труба, послышался звон, лязг и топот.

Рендалл увидел, как окна второго этажа дома, выходившего на площадь с юга, одновременно разбились. В них показались люди в легких кольчугах, с луками в руках. Тянувшуюся к реке улицу Малого Моста, тысячу лет назад и правда выходившую к мосту, перекрыли воины в черных плащах и шлемах с крылышками.

Олен мог не оглядываться, он знал, что то же самое происходит сейчас со всех сторон.

– Вот и все, – произнес знакомый сильный голос. – Ты явился снова, Олен Рендалл, и явился за смертью?

– Если только за твоей, – сказал Олен.

Он не испытывал страха, лишь облегчение – все решилось само, не надо будет выдумывать, лазить по подземельям Золотого замка. Харугот пришел сам, осталось только убить его.

И сделать так, чтобы спутники не пострадали.

Медленно, чтобы не спровоцировать лучников на выстрел, Рендалл повернулся к консулу. Разглядел его учеников, выстроившихся чем-то вроде клина, красную морду командира Чернокрылых, смуглое и отчего-то перекошенное лицо Харугота.

Тот выглядел странно, все время морщился, точно в глаза ему били солнечные лучи.

– Это вряд ли, – проговорил Харугот. – Зря ты явился сюда. Надеялся одолеть меня с этой крохотной армией?

Они обменивались словами, столь же значимыми в данной ситуации, как золотые украшения – на необитаемом острове, что-то говорил Харальд. А Олен напряженно думал, как повернуть ситуацию к своей пользе: самое опасное – это лучники, с ними без Сердца Пламени не справиться; затем сам консул, а уж его вояки в крылатых шлемах останутся на закуску…

Саттия смотрела на правителя Безариона с ужасом и жалостью. Теперь она могла понять, на что пошел Харугот, чтобы добиться такой силы и власти, через что отважился переступить.

Пустая человеческая оболочка, заполненная невероятным могуществом.

Храм Тьмы во плоти.

Воспоминания Хранителей говорили, что такого не может быть. Но она видела его невероятную силу, способную обращать в прах города, и его слепоту, что не позволит консулу разглядеть то, что не различает сама Тьма – цвет жизни, ее вкус и запах.

Фактически человек по имени Харугот из Лексгольма давно умер, убил себя сам, хотя его разум и воля продолжали существовать.

– Что тебе объяснять? Ты все равно не поймешь, – сказал Олен.

– Ну что ж, хорошо, – консул через силу заулыбался. – Не объясняй. Сейчас вы все умрете…

Он вскинул правую руку, мгновение подержал ее, а затем резко опустил.

Сердце Пламени отозвалось раньше, чем Олен успел о нем подумать. Лучники спустили тетивы, но шестерых всадников окружил пузырь желто-алого огня. Стрелы сгорели мгновенно, на булыжники мостовой принялись со звоном валиться оплавившиеся наконечники.