– Еще раз! – закричал Харугот. – Убейте их!

Он добавил что-то еще, повернувшись к ученикам, но Рендалл не разобрал слов. Второй залп и третий он отразил так же, как и первый, и тут слабость звенящим тараном ударила по голове. Перед глазами все закружилось, запрыгали разноцветные огнистые пятна.

– Получайте! – произнес он, укусив губу, и высоко поднял руку с перстнем Безария Основателя.

Тот вспыхнул, точно крохотное солнышко, и в стороны ударили тонкие нити пламени. Сосчитай их кто, он остановился бы на пятидесяти.

Пять десятков стрелков дружно завопили, когда луки вспыхнули в их руках. Мгновенно занялось твердое, плотное дерево, какое не сразу загорится и в костре! Кто отшвырнул пылавшее оружие от себя, кто попытался потушить, но никто не избежал летевших во все стороны искр.

Они падали на одежду, прожигали в ней дыры. Прикасаясь к коже, причиняли невообразимую боль.

– Вот зараза, жжется! – заорал кто-то из лучников, другой взвыл дурным голосом, точно прищемивший лапу волк.

Из окна дома рядом с ратушей вывалилась пылающая фигура, с истошным воплем рухнула на мостовую, и осталась лежать. Первородный Огонь зажег человека, словно ком смоленого тряпья.

Повторная волна слабости накрыла Олена, и оказалась столь сильна, что он на миг утратил сознание. Покачнулся, уткнулся лицом в гриву лошади, и свалился бы, если бы не Харальд, вовремя схвативший Рендалла за предплечье.

И в этот момент прекратился казавшийся нескончаемым дождь.

Саттия удивленно глянула вверх, обнаружила, что серые плотные облака с мягким колыханием уползают прочь, словно кто-то утаскивает за горизонт невероятно огромное одеяло. Прямо над Белой площадью возникла дыра, идеально круглая, похожая на остров голубого неба.

– Вперед! – прокричал Харугот, и этот крик заставил девушку опустить взгляд.

Чернокрылые, до этого момента стоявшие неподвижно, сдвинулись с места. Сверкнули обнажившиеся клинки, зазвучали команды, десятки воинов зашагали к замершему посреди площади маленькому отряду.

– Ага, началось веселье! – заорал Гундихар и торопливо слез с коня. – Врежем им, клянусь зубами Аркуда!

Гном, сам того не зная, поступил очень разумно.

Конный в бою имеет преимущество над пешим только в том случае, если может разогнаться. Если же стоит на месте, то скорее всего проиграет. А уж маленький отряд в окружении получает шансы отбиться только в плотном строю, а создать его верхом очень сложно.

– Корни и листья, – пробурчала Саттия, поспешно спрыгнула с лошади и хлопнула ее по крупу, чтобы та отбежала в сторону.

Сейчас скакуны будут только мешать, а потом… потом они, скорее всего, не понадобятся. Такую силу во главе с Харуготом им не одолеть, так что остается лишь отважно сражаться и красиво умереть. Да еще и захватить с собой побольше врагов – Чернокрылых и учеников консула.

Глядишь, его тогда от огорчения удар хватит.

Спешился тар-Готиан, мигом позже спрыгнул на мостовую Харальд, за ним – Бенеш. Последним покинул седло Олен, сделал это сам, но с большим трудом, а когда из ножен появился клинок, выточенный из кости йотуна, выяснилось, что рука, держащая его, дрожит.

Испуганные лошади рванули прочь, умчались в сторону реки, стоптав парочку воинов Харугота.

– Прикроем его! – рявкнул гном. – Как он нас всех прикрыл от стрел! Эх, предки, глядите, каков я!

И он шарахнул «годморгоном» по шлему самого шустрого Чернокрылого. Тот даже не успел дернуться, рухнул под ноги соратникам. В следующее мгновение враги ринулись со всех сторон.

Саттия отбила выпад, нацеленный ей в лицо, отвела второй меч, третий. Тар-Готиан свалил противостоявшего ему воина, молниеносным выпадом сразил открывшего бок Чернокрылого, что нападал на девушку. Его место занял другой. Завопил что-то злое Гундихар, а там, где сражался Харальд, зашипел немилосердно полосуемый лезвием меча воздух.

Поскольку одновременно атаковать могло не такое уж и большое количество воинов, преимущество в численности не ощущалось. Оно станет явным позже, когда оборонявшиеся устанут, получат раны, руки их задвигаются немного медленнее, а на смену погибшим воинам Харугота придут свежие.

Но пока они держались, и вояки с крылышками на шлемах не могли похвастаться успехами. Те, что выходили против Харальда, просто не успевали защититься, он убивал их изящно и легко, и опытные воины падали один за другим. При этом странник по мирам продолжал улыбаться.

Нескольких врагов свалил Гундихар, не отстали от него Саттия и тар-Готиан.

Олен медленно выплыл из звенящего розового тумана, который застилал глаза, лез в уши. Обнаружил, что стоит, в руке меч, хотя не помнил, как вытаскивал его и как слез с лошади. В следующий момент уловил шум схватки, и понял, что некоторое время провел без сознания, а друзья защищали его.

– Ты как? – спросил оказавшийся рядом Бенеш. – Нужно помогать, да? Или ты… ну, сам… или?

– Сам справлюсь, клянусь Селитой, – прошипел Олен. – Эй, освободите мне место!

Харальд сделал шаг вправо, Гундихар – влево, и Рендалл шагнул в открывшуюся щель. Вскинул меч, с полупрозрачного лезвия полетели бело-голубые искры, закрутились вихрем.

Широкоплечий смуглый Чернокрылый попытался парировать выпад. Глаза его удивленно расширились, когда меч из доброй андалийской стали со стеклянным звоном разломился. В следующее мгновение удивление сменилось болью, и воин упал, прижимая руки к ране в животе.

Рухнул второй с перерезанным горлом, третий с разрубленным черепом. Олен почувствовал, как силы грохочущим водопадом вливаются в тело, заставляя трепетать каждый мускул…

Сердце Пламени истощало своего хозяина, ледяной клинок – наоборот, делился с ним собственной мощью, но при этом принуждал убивать, получать удовольствие, лишая жизни других.

– О-хо-хо! – орал весь забрызганный кровью Гундихар. – Иди сюда, задастый! Где такую жопу наел?

Даже в горячке боя гном нашел время, чтобы позубоскалить. Странно, что он не начал рассказывать бородатые анекдоты. Услышав их, Чернокрылые бы разбежались, а Харугот покончил с собой.

Олен отмахнулся от двух бросившихся на него Чернокрылых, точно от мух. Те отскочили, один даже упал, и он воспользовался паузой, чтобы посмотреть, что делает консул.

Харугот оставался на том же месте, сидел в седле неподвижно, а на лице его застыло яростно-безумное выражение. А вот ученики, в бурых одеяниях похожие на громадных жуков, размахивали руками, ходили с места на место, точно во время танца, бормотали что-то.

Похоже было, что атака Чернокрылых – всего лишь отвлекающий маневр. Харугот жертвовал своими гвардейцами, пытаясь связать врагам руки, пока его последыши готовили смертоносное заклинание. Это значит – нужно пробиваться туда, где колдуют, попытаться вмешаться, пока не поздно.