– Я сделаю все, что в моих силах, – заверил Вадим и уже через неделю летел в Амстердам.

Именно на новом месте Вадим оценил способности своей жены. Со стороны казалось, что она всю жизнь прожила в Европе, а не в Советском Союзе. В отличие от остальных командированных Рита проигнорировала продуктовое изобилие и почти не уделила внимания магазинам одежды. Она сосредоточилась на мебельных и художественных салонах и блошиных рынках. Она не покупала много дешевых мелочей, а приобретала вещи относительно дорогие, но такие, которые можно было потом увезти в Москву и которые помогли бы украсить квартиру. Аукционы, распродажи наследства, субботние ярмарки – Рита разузнала обо всем сразу же и тотчас принялась обустраивать быт. Вадим после жизни в дефиците отдал должное деликатесам, но потом предпочел обратить внимание на книги. Здесь было великое множество магазинов, где можно было приобрести любую книгу на любом языке.

– Книги мы не сможем увезти – они тяжелые, – заметила Рита, когда Вадим приволок очередные покупки.

– А вот эти твои эстампы – легкие? – возразил Вадим.

– Они несут очень важную смысловую нагрузку, – ответила жена. – Они сообщают гостям о нашем художественном вкусе.

Вадим хмыкнул – то, что висело на стене, к его пристрастиям не имело никакого отношения. Единственное, с чем он мог согласиться, что вкус и чутье у Риты были. Вадим даже стал присматриваться к тому, что она приобретала, – для него это была своеобразная школа.

Через полтора месяца Сорокко позвали гостей, чтобы отметить назначение Вадима, их приезд и вообще, чтобы познакомиться с коллегами. Все приглашенные были потрясены тем, что увидели: Рита умудрилась оформить интерьер так, словно была прирожденным дизайнером, а в наследство получила коллекцию старинных вещей.

– Я смотрю, вы потратили уйму денег! Зачем? Все с собой в Москву не увезете, – ехидно заметил один из гостей.

Вадим улыбнулся, он предупреждал Риту, что ее энергия вызовет ненужные толки, зависть и замечания со стороны тех, кто по долгу службы обязан все подмечать.

– Думаю, не стоит жалеть средств для того, чтобы представить страну в выигрышном свете, – улыбнулась Рита. – Здесь должны понимать, что наше государство должным образом обеспечивает своих людей.

Крыть было нечем, завистники и недоброжелатели прикусили языки.

– Ну ты даешь! Не побоялась, что в демагогии обвинят, – сказал вечером Вадим.

– И не собираюсь бояться, – отрезала Рита. Здесь, в Амстердаме, она вдруг стала резкой, требовательной, не терпящей возражений. Вадим опять на это посмотрел сквозь пальцы. Ему по-прежнему не очень было интересно, что думает, чем живет эта женщина. «Только бы не мешала работать и не трепала нервы!» – говорил он сам себе. Отношения у них были ровными, жизнь – разлинованной на столбцы. Работа, прогулки, гости, магазины. Рита заботливо подчеркивала, что все это соблюдать обязательно и отступление от режима может привести к нежелательным последствиям.

– Слушай, ну все уже, даже «посольские», привыкли к тому, что по пятницам у нас «пивной вечер»! Нельзя нарушать, пусть все знают, что мы оплот постоянства и стабильности. Пусть назначают у нас встречи. Я сама слышала, как кто-то говорил: «Вы будете у Сорокко? Тогда там и поговорим обо всем!» Понимаешь, у нас – место важных встреч, а не просто квартира, где пиво пьют.

Вадим посмотрел на нее с удивлением – откуда у этой женщины, которая до этого ни разу не выезжала дальше Московской области и нигде, кроме как в Книжной палате, не работала, такая сметка и такая практичность?!

– Ну и что дальше? – Вадим с улыбкой посмотрел на жену. – Что дальше? Что следует из того, что в нашей квартире кто-то что-то будет обсуждать?

Вадим отлично знал ответ на этот свой вопрос. Он был прост – это значит, что чета Сорокко, так или иначе, в курсе всего, что происходит в посольстве, в голландском отделении Внешторга. Они в курсе всех разногласий или возможных союзов. Может, Сорокко и не влияют на все происходящее, не такой пост занимает Вадим, но они явно близки к тем, кто это в состоянии сделать. А потому к этой паре надо относиться особенно уважительно и внимательно. «А уважение – его и монетизировать можно». Это уже Вадим произнес по себя.

– Ну как?! – растерялась всегда находчивая Рита. – Это… это важно. Это для тебя важно, в конце концов, для твоей карьеры!

– Слушай, ты не Анна Павловна Шерер. И живем мы в другое время, оставь эту затею. Это смешно, – бросил Вадим. Именно последний пассаж жены его почему-то разозлил. Он чувствовал, что в его гневе больше вздорности, чем здравого смысла. Ей здесь просто заняться нечем. Все жены скучают, начинают деньги на тряпки спускать, ссориться с мужьями. Рита же так жила, словно работала. Работала не покладая рук. Она «строила» быт, отношения, связи. Как бы теперь сказали, работала над имиджем. Вадим сознавал, что это не так плохо, а главное, у нее получается, она не выглядит смешной и ни разу не поставила его в дурацкое положение. Но все равно он сейчас разозлился.

– Как скажешь, дорогой, – внезапно спокойно произнесла Рита. – Как скажешь, так мы и сделаем.

Она умерила пыл. Во всяком случае, так показалось Вадиму. В их доме по-прежнему собирались люди, велись разговоры, о чем-то спорили. Рита по-прежнему была активна и по-прежнему вперед выдвигала Вадима, но делала это мягче, тише. Их пара заняла то место, о котором мечтала Рита, – место людей неброских, но влиятельных.

Например, ей звонила подруга и говорила:

– У Игоря проблемы. Что-то никак не решится вопрос о ставке. Риточка, что делать?

– Приходите во вторник, будет нужный человек, я дам возможность Игорю переговорить с ним, – отвечала Рита. И она действительно приглашала нужного человека, развлекала его беседой, дарила какой-то сувенир и очень незаметно, очень искусно сводила с ним мужа подруги.

Подруга благодарила и всем рассказывала о влиянии Сорокко.

Рита была довольна, а мужу она опять говорила:

– Это только ради твоей карьеры!

Вадим слушал и не спорил: с Ритой спорить было невыгодно – она умела поворачивать дело так, что ты же еще оставался в дураках. Вадиму было проще вести себя как обычно – не обращать внимания. Позже, вспоминая эти годы, он удивлялся сам себе. Откуда были силы для этого равнодушия?! Это ведь только кажется, что не обращать внимания – просто. Вадим знал, что это очень сложно, а порой бывает просто не под силу. Не реагировать, не удивляться, не вникать – это титанический труд, который выжимает из тебя все соки.

Именно в то время Вадим стал вспоминать Москву. У него было любимое занятие, скрывшись за книгой и делая вид, что читает, мысленно представлять себе, как идет от метро до Ордынки, до булочной, где были калорийки, до того самого табачного киоска, который был вершиной равнобедренного треугольника – дом сестер, школа сестер, киоск. Он представлял, кого бы он увидел, как выглядит улица, в какой цвет покрасили фасад старой усадьбы, с которой все время воровали мемориальную табличку. Это времяпрепровождение доставляло ему массу удовольствия. Иногда Вадим вспоминал Толю Лукина и Старшенькую. Но в этих воспоминаниях не было поздних лет. А были те самые беззаботные годы, когда они были в шестом-седьмом классе, когда, по сути, еще были детьми, и им не приходилось задумываться о соперничестве.