– Какой переворот?!

– Горбачева сняли, арестовали. У вас ничего не говорят, только Чайковского играют, а по нашим каналам ужасы рассказывают.

Вадим бросился к телевизору. Потом он стал звонить в Москву. Он не вспомнил о Рите, а когда вспомнил, мысленно махнул рукой: «Не пропадет!» Он волновался за сестер. В его воображении рисовались ужасы путчей, о которых он когда-то читал, с их убийствами и зверствами. «Я должен их увезти оттуда! Должен! Лукин, он ведь такой, такой… Он не сообразит, он вообще неповоротливый! Я должен их спасти!» Все это прыгало в его голове, и наконец он так распсиховался, что решился воспользоваться служебной связью.

– Один звонок! Только один! Вы же понимаете, что происходит! – Служащий вошел в его положение, но был строг.

– Я вообще ничего не понимаю! – проговорил зло Вадим.

Он действительно не понимал, почему нельзя жить спокойно, как живут в самой Голландии, где мирно уживаются короли, политики, депутаты и еще бог знает кто! И не только уживаются, но и дают жить своему народу. Вадим пытался набрать Москву – в записной книжке были только домашние телефоны Лукина Толи и Старшенькой. Не обращая внимания на посольского человека, Вадим набирал и набирал их номера.

– Связи нет. Вы же видите. – Посольский сотрудник развел руками.

– Как у посольства может не быть связи?! – Вадим поднял на него глаза.

– Она есть. Но только там, – он красноречиво поднял палец вверх, – у начальства.

Вадим выругался. Он вышел в город, забежал на обычную почту и позвонил оттуда в Москву. Ни один знакомый ему телефон не отвечал. Весь остаток дня он провел на работе, слушая репортажи западных тележурналистов.

Вечером он напился, как не напивался со времен школьной юности. Он сидел в кресле, положив ноги на журнальный столик, у его ног стояли бутылки, а ужин был разложен тут же рядом, на аккуратных вощеных листах бумаги – посуду он решил не трогать. Ему было все равно. В жизни вдруг стало так грязно, так неопрятно, так непролазно, что он махнул рукой на домашние приличия. Как лег спать, он не помнил. Проснулся от настойчивого телефонного звонка.

– Да, сейчас не могу разговаривать, – произнес Вадим, чувствуя, что умирает от жажды.

– Перезвони как сможешь, – это был его голландский друг.

– Хорошо, – пообещал Вадим и стал собирать вещи. Он вспомнил, что уже ночью в его совершенно пьяную голову пришла простая мысль: надо ехать в Москву. Не сидеть здесь, не протирать штаны и не трепаться с бездельниками, не гулять по набережным каналов и не ужинать в любимом рыбном ресторанчике. Надо срочно вылетать в Москву, и запретить ему это сделать никто не сможет. Ни у кого нет уже никакой власти над ним.

Вадим сварил кофе, принял анальгин и стал собирать вещи. По голландским программам показывали Москву с толпами людей, показывали Белый дом, который был взят в живое кольцо, показывали танки, а ночью показали гибель троих ребят. К этому времени Вадим все уже уложил. Квартира выглядела разгромленной, но это его не волновало. Он пытался достать билеты на самолет, и тут оказалось, что билетов не достать. То ли все ринулись домой, в тот ужас, который показывали по телевизору, то ли были еще какие-то причины, но Вадиму по брони удалось купить билет только на двадцать второе августа.

С билетами на руках он долго ходил по Амстердаму, подводя итог той жизни, в которой все было ясно и благополучно. Новая жизнь казалась беспросветной, и так хотелось навести в ней порядок, что Вадим не чувствовал сожаления, что покидает Амстердам. Он торопил время, чтобы быстрее улететь отсюда и попасть в Москву, где у него было столько дел.

Двадцать первого числа в Москве закончился дождь, и с ним закончился путч. Вадим все это видел по телевизору. Он сидел на чемоданах, радовался за тех людей, которые обнимались с военными, которые шли огромной колонной с новым российским флагом, которые что-то рассказывали корреспондентам. Он смотрел похороны погибших и по привычке сомневался: все ли показали, все ли рассказали, а не было ли еще жертв? Не скрывают ли от людей правду? Вадим еще не понял, что отныне все будет правдой, ее станет даже слишком много и она будет порой ужасна.

– Ты почему не позвонил? Я ждал, дело есть! – вечером он говорил со своим голландским другом, про которого Вадим совершенно забыл.

– Извини. Я приеду к тебе утром. Потому что завтра в обед я улетаю. Возвращаюсь в Москву. – Вадим произнес это с какой-то гордостью.

На следующий день ровно в десять Вадим был в офисе компании, занимающейся поставками пищевого и холодильного оборудования. Его встретил все тот же друг и еще какой-то солидный человек, который с радостью пожал Вадиму руку.

– Я управляющий амстердамским филиалом. Я много о вас слышал. Мне рассказывали партнеры, что именно с вами приятно иметь дело. Вы пунктуальный и исполнительный. У нас есть предложение к вам.

– Какое? Я уезжаю в Москву. Все ваши контракты будет вести другой сотрудник.

– Нет, речь не об этом. Хотя, надо признаться, вы нас расстроили. Но может быть, вы согласитесь поработать у нас. По контракту. Рабочую визу мы обеспечим. Все будет официально.

Вадим от удивления растерялся. Такое предложение было неожиданным, и он даже не представлял, как технически можно его реализовать.

– Мне надо подумать. Я не знаю, как на это посмотрят…

– Мы вас понимаем. Особенно если учесть все последние события. Мы поймем, если вы откажетесь, но все же надеемся на положительный ответ. – Солидный господин поднялся со своего стула, показывая, что разговор окончен.

Вадим вышел на улицу, в голове звучали слова друга-голландца: «Тебе решать, но это очень хороший опыт!» Вадим пешком дошел до дома, оставалось четыре часа до самолета. В его квартире ждали собранные сумки и чемоданы. В Москве его ждала пустующая квартира матери – все остальное имущество он оставил Рите. Что с работой в Москве – непонятно. В Москве живет женщина, которую он любил. И он надеялся, что с ней все в порядке, что она жива-здорова, что ее семья пополнилась детьми. Он был бы рад, если бы это все действительно было так, несмотря на все это, он все равно ее любит. Просто любовь эта стала другой. Стала драгоценным воспоминанием, без которого жизни не будет.

Вадим вошел в дом, включил телевизор и минут десять смотрел на московские улицы. Солнечные, оживленные, но уже совсем другие – полные радости. «А что я там буду делать теперь? Вот еще девятнадцатого и двадцатого я точно знал, что надо делать. И я бы это делал. Я был бы там, у Белого дома. Или на Садовом кольце. Я бы защищал… А что сейчас я могу?» Он вдруг испугался. Куда он едет? Зачем? У него здесь работа, с которой его никто не увольнял. У него здесь трудовая книжка, ему положено быть здесь. А еще его пригласили в огромную компанию, на хорошую должность – это ли не удача?! Куда он едет? И самое главное, к кому? Ему ехать не к кому.

Вадим подошел к окну, бросил взгляд на улицу, помедлил и набрал нужный номер: