В Амстердаме он вспоминал Москву как человек, которому суждено вернуться, который рано или поздно увидит то, о чем думает, по чему скучает. Много позже он уже не позволял себе травить душу «картинками». Он вспоминал прошлое скупо и сухо. Это были воспоминания человека, которому вернуться не суждено.

Семь лет пролетели незаметно. За это время он был на родине всего пару раз. Рита экономила отпускные.

– Нужна машина хорошая. Нечего деньги тратить на билеты и подарки! Ты пойми, еще год-другой – и нам придется вернуться навсегда. Ты посмотри, что происходит.

Вадим переживал, но как-то вяло – хотелось встретиться с матерью, однако и машина хорошая не помешает. А собирать вещи, брать билеты, встраиваться на короткий период в московскую жизнь, а потом опять возвращаться и привыкать большого желания не было. Вадим согласился с женой – тем более что самым сильным аргументом были перемены в стране.

Перестройка застала их в Амстердаме за планированием московской квартиры. Они по вечерам чертили схемы и расставляли мебель в своем новом кооперативном жилище, которое они купили, но пока не видели. За кооператив деньги внесли в один из приездов, а через полгода им сообщили, что дом сдан, можно получать ордер. Рита опять была против:

– Сейчас ехать смысла нет. Ну, приедем, посмотрим, а дальше что? Надо же мебель покупать, технику. А поездка за ордером сожрет накопления. Нет. Ордер есть, квартира уже никуда не денется. Вот вернемся и сразу туда, и сразу займемся делами.

Вадим опять согласился.

Между тем обстановка на работе была нервозной. В Москве Горбачев произносил почти революционные речи и встречался с трудящимися, держа жену за руку. Голландская пресса вдруг стала млеть от первой леди. Вадим, который очень внимательно следил за новостями, за местной и европейской прессой и анализировал тенденции и настроения, был немало удивлен этим. Ему казалось, что Голландия, равно как и любая другая страна старой Европы, живет исключительно своими узкими интересами, а отношения с СССР стоят в ряду других международных отношений. Специфический интерес к личности нового руководителя страны Вадим отнес за счет контраста. Предыдущие лидеры удивляли своим внешним одиночеством.

– Что ты думаешь по этому поводу? – спросил как-то Вадим Риту, когда жена Горбачева в одной из сводок теленовостей что-то объясняла женщинам-колхозницам.

– Я думаю, что жена политика должна беспокоиться о фигуре. Это очень важно для самого политика, – ответила Рита. – Но если ты спросишь меня, что я думаю о происходящем, то я ничего не отвечу. Надо выжидать, смотреть, как далеко заведет этот новый курс. И на работе помалкивай больше.

Вадим пропустил мимо ушей указание жены. Он и без нее понимал, что времена наступили смутные, только он не мог предположить, что это только начало.

А ухо надо было держать востро. По углам посольства шушукались – никто не понимал, что делать и как работать. Нет, технически все осталось как прежде, но вот новый курс… Новый курс вызывал много вопросов – было не очень понятно, насколько далеко можно здесь заступать. А потому осторожные чиновники вообще ничего не делали. Они замерли, как замирает насекомое при порыве ветра. Все разговоры привычно и осторожно велись на кухнях, среди своих. В представительстве просто бросили работать – дисциплинированный Вадим с ужасом наблюдал, как рабочий день начинался с просмотра всех новостных каналов, потом это все обсуждалось, потом начинали звонить в Москву и опять обсуждать услышанное. Можно было подумать, что уже все развалилось и никто не спросит про выполненную работу. Между тем голландцы ждали контрактов, ждали документы. Вадим на правах небольшого начальника пытался подгонять людей, но в мозгах у многих уже были суета и эйфория, непонятно с чем связанные. Вадим махнул рукой и начал делать все сам. В конце концов, отвечать пришлось бы ему и готовую работу голландцы принимали из его рук. Конечно, европейские партнеры тоже выжидали, тоже пытались понять, куда заведет курс Горбачева, но для них стопка листов, озаглавленных «Контракт», была Библией. И никакие ветры перемен не могли повлиять на сроки подписания. В какой-то момент Вадим почувствовал растерянность, но уже очень скоро махнул на все происходящее рукой. Он не преследовал какие-то далеко идущие карьерные цели, он не боялся внезапных ревизий и проверок, его совесть чиновника была чиста, а возможности специалиста огромны. Он за время работы в Амстердаме научился очень многому. Пока другие наслаждались «заграницей», он учился всему тому, что знали и умели голландцы. Их опыт ведения дел показался ему эффективным, и он с удовольствием перенимал его. И теперь, пока остальные тратили рабочее время на просмотр телепередач из Москвы, на выпивку и споры о политике, Вадим работал. Работал за всех.

Деятельная Рита в это время просто потеряла покой. Сначала она беспокоилась, как скажутся перемены на карьере Вадима.

– Дорогой, все эти новшества – не что иное, как передел сфер влияния. Вот увидишь, сменится руководство Внешторга. Ну а дальше по цепочке – поменяют всех начальников. До тебя дело может и не дойти, но отсюда попросят, – размышляла она. – Жаль будет, если я окажусь права. Нам бы дачу в порядок привести и сделать ее теплой.

– А может, ничего и не случится. – Вадим был спокоен. Он научился скрывать амбиции. Ведь можно было добиться всего и без этой суеты, без интриг, без склок. Идя от обратного, Вадим приобрел степенность и достоинство, которые все тотчас приняли за уверенность в себе. А уверенному человеку все само идет в руки. Рита не заметила перемен в муже, ее чрезвычайно возбудило то, что происходило в Москве. Человек внимательный и обладающий информацией – все попытки завязать знакомства среди влиятельных людей, наконец, принесли свои плоды, – она чувствовала, что наступают совсем другие времена.

– Надо бы вернуться в Москву, там сейчас происходят очень важные события. И еще более важные будут происходить.

– Откуда ты знаешь? – спрашивал ее Вадим.

– Анализирую то, что вижу. И периодически звоню знакомым. Информация, милый мой, – это теперь валюта.

Вадим слушал и удивлялся – жена его на глазах превращалась в общественную деятельницу.

– Я не могу никуда вернуться. Я здесь в командировке. Пока меня не отозвали – я буду здесь. А там мне нечего делать. Я вообще не понимаю, чем это все может закончиться. – Вадим считал, что все эти реформы, о которых так много говорят по московским каналам, не имеют смысла. Нужно сначала навести в стране дисциплину. Разумную, но жесткую дисциплину. Он точно знал, что все начинается с порядка – голландский опыт был очень убедителен. Но Рита слушать ничего не желала. Она спорила из-за каждой ерунды, и Вадим не перечил ей, понимая, что чрезвычайные ситуации – это ее стихия.

– Представь себе, да, я знаю, как вести себя в таких случаях! – в конце каждого такого разговора восклицала она.

И действительно, Рита быстро сообразила, что именно сейчас можно воспользоваться растерянностью большинства и занять нужное положение. И она продолжала заниматься, как ей казалось, нужным делом. Она собирала у них дома людей, обсуждала все московские новости, прислушивалась, расспрашивала, она уже знала все нужные политические фамилии и с удивительной расторопностью вспоминала, кому и когда они с Вадимом помогли.