К следующему туру мы решили не готовиться – пусть старшее поколение напрягается, хотя актеры даже в преклонных годах отличаются ловкостью и выносливостью. Но бегать и прыгать лучше мы за неделю вряд ли научимся, а последний марафон через весь остров показал, что мы со Славой пребываем в неплохой физической форме. Разумеется, на строящуюся полосу препятствий мы с менеджером съездили, оценили глобальность бедствия и отправились заниматься собой: мне – подкрасить в розовый корни волос, а Славе – заново придать бровям форму. Каждый раз получается все смешнее: я и Дмитрий Алексеевич обездвиживаем шипящего и рычащего парня, а Лиз с невозмутимым видом ловко орудует инструментами. Пять минут позора – и мой напарник снова гламурен.

Через три дня оргкомитет организовал вечеринку для всех участников. Скучнее мероприятия я еще не посещала: нас постоянно снимали, любой жест ловили десятками камер, каждое слово записывали – потом нарежут самое вкусное и отправят в эфир. Поэтому профессионалы наслаждались каждым моментом и даже требовали укрупнить план, а мы сидели в сторонке и боялись пальцем дернуть, не то что слово молвить.

Восторженной фальши хватило бы на три полнометражных документалки о том, что у зажратости пределов нет. Поскольку агентство расширило нам бюджет, Дмитрий Алексеевич больше не побирался, а добыл вполне приличные наряды: бледно-розовое коктейльное платье для меня и брюки с шикарной белоснежной рубашкой для Славы. Но блистали отнюдь не мы, молодой королевой вечера стала Илона, недавно подписавшая договор с люксовым брендом и демонстрирующая сейчас их обновку из золотистого атласа. Она и очень красивую речь толкнула: порадовалась, что оказалась в кругу таких замечательных людей, коим не чужда спортивная честь, прослезилась от счастья, что сможет поучиться у более опытных коллег, и пришла в экстаз от организации всех туров реалити-шоу. Оргазмический тост закончился общими овациями таких же медикаментозно-осчастливленных слушателей.

Слава наклонился к моему плечу и прошептал едва слышно:

– Дайте уже кто-нибудь Оскар этой богине.

– Не придирайся, – фыркнула я. – Слушай, вот меня красят, наряжают, имидж выстраивают, а все равно в сравнении с Илоной Ласковой остаюсь чмошницей. Начинаю думать, что проблема во мне, а не в стоимости наших платьев.

– Проблема, действительно, в тебе, – согласился он без лишних споров. – Ведь ты все еще обманываешься глянцем, как обычный зритель. Ничему тебя выщипывание бровей не учит.

Я вздохнула:

– Не критикуй, а придумывай речь. Скоро и про нас вспомнят – надо будет что-нибудь сказать.

Слава встал с отдаленной кушетки, которую мы удачно оккупировали. Я решила, что собирается успеть сходить в туалет, по пути измышляя достаточно пафосную речь. Но он отошел к стойке с винами и, пользуясь всеобщим вниманием к следующему говорившему, вытянул крайнюю бутылку, спрятал за спину и мотнул мне головой. Уже почти понимая, что он задумал, и заведомо одобряя любой план, в котором мы не в этом ослепительном зале отеля, я на цыпочках подбежала к нему. Вот только на самом выходе нас подхватили теплые, но настойчивые ручки Дмитрия Алексеевича.

– Куда намылились, детишки мои любимые? Вы ведь не спятили, чтобы уходить с середины звездного пати?

– Не спятили, – ответил за нас обоих Слава. – Но у нас есть аллергия на слово «пати», а тоста нет. Мы так залихватски все равно врать не умеем. Дмитрий Алексеевич, ну это же не соревнование – нас не выгонят за прогул. А полосу препятствий мы со Светой точно не последними пройдем – спросите у местных.

Менеджер неожиданно быстро согласился – видимо, также понимал, что нервы конечны и их лучше приберечь до тех времен, когда будет не отвертеться. Отошел с прохода и шепнул:

– Только тихо. Я через пару минут после вас уйду. Давно мечтаю просто выспаться. И вы поспите, звездули мои самого почетного девятого места.

Слава шмыгнул в проход первым, вынося бутылку перед вздернувшим бровь охранником, а я все же задержалась, чтобы чмокнуть менеджера во вспотевшую красную щечку. Он так нами гордится и так с нами терпелив, что уже прописался в нашей паре полезной жировой прослойкой.

Судя по ноше, спать мы пока не намеревались. Но и в бунгало не спешили – с тех пор, как нас снимали скрытой камерой, мы уже никогда не чувствовали себя в безопасности. Поэтому побрели вдоль берега от объективов и людей подальше. Я наконец-то сняла туфли, а Слава расстегнул рубашку. Ночью здесь особенно хорошо – тепло, но не жарко, а шум моря слышится гуще и насыщенней.

Мы пили шампанское прямо из горла, передавая друг другу бутылку, и почему-то молчали – вымотались, не хотелось выдумывать темы для разговора. А потом и вовсе уселись на песок, чтобы слушать не друг друга, а шум прибоя. Всю одежду надо будет вернуть спонсорам, вот пусть они потом из нее песчинки и вытряхивают.

И все же я вспомнила об обязанностях и нащупала в клатче телефон.

– Не надо, – Слава сразу понял, что я собираюсь делать.

Я виновато улыбнулась:

– Просто сниму нас вместе – скажу, что вышли на ночную прогулку. Потом в стриме прокручу. Еще как-то эту чертову пенку для волос не помешает вставить – мне платят за каждое упоминание.

– Не надо, не обесценивай, – попросил он и снова уставился на море.

Я оставила сотовый в покое. Он прав в том, что любой потрясающий момент можно испортить подобной работой. Настраиваешь ракурс – и вот ты уже не погружаешься в роскошную атмосферу, не прислушиваешься к морю, не ловишь кожей ветерок, а вспоминаешь о выражении лица. Я положила подбородок на руки, сложенные на коленях, забыла о том, что ссутулилась – и в этом как раз была моя победа. Глянец и фантики кажутся безобидными, но если подумать глубже, то они не оборачивают настоящие чувства, а заменяют их. Разве человек вспомнит о фото, если в какой-то момент безгранично счастлив? И когда ему по-настоящему грустно – в последнюю очередь он будет прикидывать, какая у него «рабочая сторона» и как отчетливее продемонстрировать скатывающуюся слезу. То есть он либо чувствует на сто процентов, либо создает эфир.

Слава улегся на спину, подложив под голову руку. Я посмотрела на него сверху и грустно улыбнулась. Шампанское делало свое дело – оно превращало меня в сентиментальную дурочку:

– Слава, а может, нам пора уехать? Соберем завтра утром вещи и вернемся домой. Сегодня на вечеринке мы даже подойти к своим не могли – боялись, что из этого раздуют новый шум. Ведь ты скучаешь по ней, по той московской Тоне Лаптевой? А я тоже давно не видела своего любимого московского