Она не ответила.

С замиранием сердца я остановилась у комнаты Сэма, прислушалась: все было тихо. Мне стало стыдно за собственные мысли. А потом я подумала: Возьму его к себе, чтобы не волноваться. Только на эту ночь. Всего один раз.

Мы ведь оставили прошлое за бортом. Так мне казалось.

Я взяла телефон с тумбочки и принялась разглядывать фотографии Вайолет. Ты заворочался, разбуженный светом. Я вернулась в детскую и забрала Сэма к нам в постель.

– Вайолет очень хорошо себя ведет. Удивительно, откуда что взялось.

Раннее утро. Мы с тобой лежали в постели, Сэм возился на полу с картонными книжками. Я солгала, что ночью он так и не успокоился, поэтому пришлось уложить его с нами. Я прижалась к тебе, стосковавшись по твоему теплу. Ты смотрел в телефон, а я смотрела на тебя. На твоей груди появились седые волоски. Ты задумчиво перебирал пальцами курчавые завитки, читая почту.

– Кажется, ты опять делаешь из мухи слона.

Ты никак не мог понять: у меня богатое воображение. Порой оно забредало в такие дали, что трудно было даже предположить, куда придут мои мысли, пока я качаю качели или чищу картошку. Подобные размышления пугали, тем не менее я чувствовала необъяснимое удовлетворение. Как далеко Вайолет может зайти? На что она способна? Что я буду чувствовать, если мои худшие страхи подтвердятся? Что мне тогда делать? Что делать?

Хватит. Я возвращалась к реальности и выбрасывала из головы страшные мысли. Мои дети рядом, я слышу их крики, вижу блеск в их глазах. У нас все замечательно.

Забрав Вайолет из школы, я оставила детей с няней – она приходила раз в неделю, давая мне краткую, но столь желанную передышку, – и отправилась вместе с Грейс на педикюр. Я выбрала лак «Дымчатый гранит», под стать наступающим холодам, и постаралась не охать, когда мастер принялась обрабатывать запущенную кутикулу. Она положила мою ногу себе на бедро и приготовилась к плотницкой работе – загрубевшие пятки пришлось чуть ли не рубанком обстругивать. Помажьте на ночь вазелином и наденьте шерстяные носки, посоветовала она. Я не готова была так заморачиваться из-за пяток и едва не объявила об этом вслух, однако вовремя вспомнила, что эта женщина всю жизнь заботится о чужих ногах, и просто поблагодарила за полезный совет.

Грейс рассказывала об отпуске, из которого только что вернулась: она ездила с семидесятилетней матерью в Кабо-Сан-Лукас, бармен делал им «Маргариту» с кактусом. В конце концов я перестала ее слушать, мои мысли вернулись к детям. Няня обещала прибрать в детских спальнях. Вайолет, конечно, захочет в это время поиграть в подвале, а Сэм будет хныкать, пока она не возьмет его с собой. В последнее время он ходит за ней хвостиком, по утрам зовет из колыбельки: «Вай-ет, Вай-ет». Вспомнив его милый лепет, я невольно улыбнулась. Грейс принялась вещать о каких-то братьях – ранчеро из Айовы, с которыми познакомилась в поездке. Не знала, что в Айове есть ранчо. В подвале еще не закончен ремонт, там сыровато, зато просторно и чисто – Сэм уже вовсю ползает, так что ему будет где разгуляться. Нужно постелить туда ковер, желательно с низким ворсом – его легче чистить, и поставить ящики для игрушек. Ты хранил в подвале спортивное снаряжение. Позавчера положил туда клюшки для гольфа. Вайолет нравится с ними играть. Няня – фанатка уборки, вечно везде драит и чистит, хотя я заверила ее, что это совершенно не обязательно. Сэм обожает Вайолет, буквально не сводит с нее глаз. Клюшка приятно оттягивает руку. Вайолет замахивается. Бьет по маленькой пушистой головке. Это так легко. Всего секунда. Удар. Треск. Будет кровь. Или нет. Сотрясение мозга или просто царапина?

Грейс пригласили на ранчо, она подумывает поехать туда в марте. От ацетона запершило в горле. Я выдернула ступню из рук мастера; ей удалось покрасить ногти только на одной ноге. Хотелось глотнуть свежего воздуха, но при вдохе легкие наполнились отравой. В груди все сжалось. Я почувствовала, что больше не выдержу ни секунды, и схватила сумочку. Мастер в ужасе отшатнулась. «Эй, а туфли? Ты куда?» – крикнула Грейс. Я опрометью выбежала из салона. Клюшки. Вайолет может убить Сэма, она вполне способна. Няня плохо за ними присматривает. Предупреждающе вскинув руку, я помчалась через дорогу на красный. Онемевшие ноги сами несли меня домой.

– Жить надоело? – заорал мотоциклист.

Нет, хотела крикнуть я. Она же убьет его, она меня ненавидит. Вы не понимаете.

– Вайолет! – Я рывком открыла дверь, спустилась в подвал, снова позвала ее. Никто не ответил. – Сэм! Где Сэм?!

Няня выбежала в коридор, прижимая палец к губам.

Сэм спал. Вайолет листала книгу в своей комнате.

Я обессиленно прислонилась к стене. Ничего не случилось.

Ничего не случилось.

– Панические атаки – частое явление, особенно среди молодых мам. Ничего страшного.

Возможно, мне следовало рассказать больше. Доктор подула на кончик ручки, будто он горячий, выписала рецепт и объяснила, как принимать лекарство. Я вышла из клиники, думая о прозрачной оранжевой коробочке на мамином столе, наполненной маленькими белыми таблетками, убывающими с течением месяца. Я засунула рецепт поглубже в сумку.

Было совершенно ясно – с Вайолет что-то не так. После той ночи, когда я застала ее в комнате у Сэма, она изменилась. Особенно меня пугала пустота, время от времени появлявшаяся в ее взгляде, когда она смотрела на нас c Сэмом. Вместо бешеных истерик, доводивших меня до слез, последовала молчаливая, нарочитая, расчетливая холодность. Такое спокойное, уверенное отторжение казалось невероятным для семилетнего ребенка. Ледяные взгляды. Полнейшее пренебрежение. Пассивное сопротивление всем моим просьбам. Доешь, пожалуйста. Прошу тебя, убери игрушки. Она пропускала мои слова мимо ушей, а я была бессильна. Наказания и угрозы не действовали. Последствия ее не волновали. Незначительные проявления любви, которые я получала от нее с момента рождения Сэма, сошли на нет. Она не позволяла мне прикасаться к ней. Наше прежнее противостояние возобновилось, а ты вновь стал единственным человеком, который был ей нужен.

Постепенно мы научились сосуществовать. Вайолет не нуждалась во мне и вскоре стала для меня просто еще одним жильцом, которому нужно положить пластиковые приборы и салфетку в виде сердца. Я сосредоточилась на Сэме, его режиме дня и минимально необходимых обязанностях в отношении Вайолет. Когда ты приходил домой, она искренне радовалась твоему возвращению.

Сэм был моей единственной радостью, и я делала все возможное, чтобы не позволить Вайолет погасить этот лучик света. Иногда, отведя ее в школу, мы с Сэмом приходили домой и забирались в неприбранную постель. Бутылочка, чай, книги, Бенни – что еще нужно для счастья? На столе громоздилась немытая посуда, в ванной лежало нестираное белье. Мы смотрели друг на друга, болтали об уточках и динозаврах и постепенно засыпали под лучами позднего зимнего солнца. Почти в год Сэм по-прежнему с удовольствием спал у меня на груди, несмотря на то что молоко пропало и мой запах изменился. Наверное, он чувствовал, как сильно мне нужен.