было видно за спинками первого ряда), подержал так секунду и отпустил.

Затем поднялся и молча указал консулу взглядом на пустой разделительный проход между рядами.

* * *

М-да уж. Поведение дипломата корректным не назовёшь. Видимо, Трофимов это и имел в виду, когда намекал на возможное непарламентское расширение лексикона соотечественников.

Чёрт, уже и думать начинаю, как одноклассница.

Когда тип из консульства просит пару слов со мной наедине перед продолжением шоу, Мартинес, ни грамма не задумываясь, отвечает ему (почему-то за меня) в его же духе сперва жестом, а затем и вовсе начинает цитировать одну интересную национальную поговорку.

Судья, похоже, тоже силён в фольклоре — и не даёт ей договорить.

Выхожу в проход первым и, переместившись на полтора десятка метров вглубь зала, условно остаюсь с "соотечественником" наедине.

— Вы планируете какие-либо мероприятия по восстановлению контроля над ГЕНЕТИКСОМ? — как ни в чём ни бывало, вежливо, тихо, спокойно и ровно спрашивает без прелюдий защитник Гены.

— Херасе у вас переходы между раундами. — У меня на автомате почему-то сам с собой активируется стиль Мартинес. — А ещё вам на какие вопросы ответить?

— Воздержитесь от площадного стиля, — морщится тип, как само собой разумеющееся. — Говорите нормально!

Ну нихера себе. На короткое мгновение подвисаю: искромётных слов быстро не находится, а отвечать вручную вроде как не комильфо.

Всё-таки иногда жалко, что я не умею, как моя одноклассница. Она абсолютно естественно не лезет за словом в карман в такие моменты, это не моё косноязычие.

"Молчи! Он сейчас сам разродится!" — Мартинес, видимо, достаточно тонко меня чувствует, потому что приходит на помощь удалённо и именно в своей идеальной ипостаси (опытного в различных скандалах человека).

"Ты отсда слшшь?! " — отбиваю ей, делая, как сказано.

"Да".

"И я ‍♀️" — следом отмечается Эрнандес.

"‍♀️" — добавляет Миру.

Не дождавшись от меня ответа, консул и в самом деле продолжает:

— Геннадий Климентьев был неправ в ваш адрес, наша оценка полностью совпадает с вашей личной. Вместе с тем, хочу воспользоваться моментом и донести: в ваших собственных интересах не делать резких телодвижений в его адрес.

— Вам не кажется, что вы выбрали не лучший тон для этого сообщения? Ещё и со мной, ещё и в этой ситуации? — взвесив кое-что, решаю быть самим собой и добавляю. — Вы понимаете, что сейчас пытаетесь говорить сверху, в то время как на самом деле находитесь внизу по иерархии? Вы бы как ответили на моём месте? От себя скажу, что очень тянет перейти в беседе с вами на разговор вручную.

— Государство бывает очень инерционным, — с невозмутимым видом выдаёт ребус тип. — Ничего личного.

Хотя какой там ребус.

— К сожалению, многие эксцессы связаны именно с этим, — продолжает консул якобы иносказательно. — Я услышал о вашей текущей принадлежности к первому списку. Это здорово меняет ситуацию с нашей стороны, просто решения принимаются в другом месте.

— А вы сейчас что делаете?! — мне даже не приходится изображать удивления.

Оно абсолютно искреннее.

— Отзовите обвинение. Уведомьте суд о том, что добровольно хотите примирения сторон. — Мужик с равнодушным видом игнорирует и мой текст, и выражение лица.

— Ну не мудила ли. — Это я говорю вслух, потом добавляю. — Мы с вами поступим иначе. Вы в своём отчёте руководству, или что там у вас, честно опишите все изменения, о которых вы были не в курсе. Получите, как вы говорите, те самые "решения, которые принимаются в другом месте". А ваш Гена пока посидит.

В глазах собеседника долю секунды сверкает что-то невнятное, но вслух он ничего не говорит.

— Когда наш разговор станет больше похож на диалог, а не на ваш монолог, возможно, моего нынешнего влияния и хватит на то, чтобы по поводу Гены мы с вами договорились заново. — Поклониться, что ли, коротко? По японскому обычаю? — С лунами и шахтёрскими планетами, на которых отбывают наказание, тоже есть сообщение. Опять же, после решения суда у вас будет целых две недели на апелляцию; как раз достаточно, чтобы снестись с руководством. — Киваю и возвращаюсь на место.

— Монстр, — тихо смеётся Эрнандес мне на ухо, чтобы не было слышно никому кроме нас.

Пожимаю плечами и ничего не говорю.

Ничего личного, этот тип в костюме сам сказал.

Пока Гену охраняют в пенитенциарном учреждении федерации, пославшие его по умолчанию дают мне фору. Я же не дурак, чтобы от неё отказываться.

Если он им так нужен — пусть лучше они будут в подчинённом положении просящего у меня, а не я у них.

Как там говорил Трофимов, "смена кабинета министров является автоматическим основанием для смены собственника бизнеса"?

И ладно бы Гена с консулом вели себя, как люди. Не говорили со мной через нижнюю губу и как с животным.

Чёрт его знает, как себя правильно вести в таких ситуациях. Слушать великодушные распоряжения, брошенные свысока незнакомыми людьми, почему-то точно желания не возникает.

_______

Минут через пять недолгих прений судья подводит итог:

— ... Восемнадцать месяцев в пенитенциарном учреждении общего режима... Решение не окончательное и может быть обжаловано в установленном законом порядке в течение четырнадцати календарных дней со дня внесения... Перемещение лица к месту отбытия наказания будет осуществлено федеральным телепортом по истечении срока апелляции...

Бам! Ну и молоток судьи.

Звонкий.

Интересно, а иностранцам с шахтёрских планет есть дорога обратно? Надо будет поинтересоваться.

Гена удивлённо поднимает брови и требовательно смотрит на консула. Тот отводит взгляд и нешироко разводит руками.

— Хорошо, что ты удержался от дискуссий со своими. — Ни с того ни с сего вдруг говорит Миру. — Судья всё сделал за нас. Теперь только как договоришься за эти две недели.

— Да то понятно, — вздыхает Мартинес, прихватывая меня под руку и прижимаясь ко мне. — Гнать на Рыжего, ещё и прилюдно, сейчас всё равно что гнать на Хамасаки. Даже странно, что этого кое-кто не понимает.

— Он же там сказал, решения принимаются не здесь, — тихо веселится Эрнандес с противоположной стороны. — А они лишь исполняют. Ну и это же пока не конец, лишь повышение ставок.

— Мне вот интересно, они на маму будут выходить? Или напрямую на Виктора? — Миру что-то целеустремлённо решает про себя. — Понятно, что своего человека так не оставят, но тогда вдвойне актуален вопрос ГЕНЕТИКСА.

— Боюсь,