Спустя час после совещания у Грефе текст новой радиограммы с его указанием «Иосифу» фельдъегерь доставил в радиоцентр. 30 июня ее принял Волков — Дуайт-Юрьев на конспиративной даче Смерша в Малаховке. В тот же день она легла на стол Утехину. Теперь настала очередь контрразведчиков сделать ответный ход, от которого во многом зависело успешное развитие операции «Загадка». Они не имели права на ошибку и потому с особой тщательностью готовили ответ «Цеппелину». Агенты Волков и Попов не могли не выполнить приказ Грефе, но столь быстрая вербовка Лещенко не входила в планы Утехина и Барышникова. Им требовалось принять Соломоново решение, и они его искали.

Для Курмиса потянулись часы томительного ожидания. В душе он был уверен, что поездка агентов к Лещенко в Тбилиси в лучшем случае не состоится, а в худшем может закончиться провалом. Вскоре его предположение подтвердилось.

3 июля в эфире зазвучали позывные «РR 7». «Иосиф» сообщал:

«Л» до конца командировки будет находиться в Тбилиси. Наша попытка выехать к нему на встречу едва не привела к провалу. Жду дальнейших указаний.

«РR 7»

После этого Грефе ничего другого не оставалось, как отменить свой приказ и отложить вербовку Лещенко до его возвращения в Москву.

Прошло двое суток. И сжатая до предела под Курском и Орлом гигантская пружина войны с чудовищной силой распрямилась. Ранним утром 5 июля в 2:20 за несколько часов до гитлеровского наступления советские войска нанесли мощный контрудар.

Предрассветную тишину расколол залп десятков тысяч орудий. В адской какофонии звуков слились воедино душераздирающий вой «катюш», разрывы тяжелых авиационных бомб и артиллерийских снарядов, стоны и крики раненых. Ураганный огонь стер с лица земли передовые укрепления гитлеровских войск. Казалось, ничто живое не могло уцелеть в этом огненном смерче. Но «Цитадель» вермахта устояла, и миллионная германская армада обрушилась на Воронежский и Центральный фронты. Стальной «зверинец» из «тигров» и «пантер», несмотря на огромные потери, в слепой ярости терзал оборону советских войск. Сил ему хватило не больше, чем на неделю. 12 июля части Брянского, Западного, а 15-го — и Центрального фронтов перешли в решительное наступление.

«Цитадель» рухнула. И напрасно Гитлер взывал к беспощадной борьбе с заклятым большевизмом и чести воинов-арийцев. Победный грохот советских орудий заглушал истошные вопли фюрера, а измотанные в кровопролитных боях войска вермахта откатывались все дальше на запад. Их грозное эхо докатилось до Берлина. В штабах вермахта, руководстве абвера и Главном управлении имперской безопасности царили растерянность и уныние. Поэтому сообщение «Иосифа» о возвращении в Москву Лещенко и встрече с ним Попова-Бутырина было встречено в «Цеппелине» без прежнего энтузиазма. Грефе вяло подтвердил свое распоряжение о скорейшей вербовке Лещенко и затем надолго слег в постель. Ответственность за операцию легла на плечи Курека с Курмисом. Они энергично взялись за дело и насели на «Иосифа», требуя ускорить вербовку Лещенко.

В Смерше не торопились идти им навстречу и осторожно прощупывали «Цеппелин», надеясь получить информацию о других его группах, действующих в Москве. Одновременно «Иосиф» короткими радиограммами подогревал интерес германской разведки к Лещенко. В августе сообщил, что «в разговоре, проходившем с «Л» втемную, Попов получил информацию о крупных перемещениях советских войск в полосе наступления войск Западного и Юго-Западного фронтов». Перед этим Утехину с Барышниковым пришлось основательно потрудиться с офицерами Генерального штаба, чтобы стратегическая деза не вызвала сомнений у руководства «Цеппелина». Она сработала, и интерес к «Иосифу» со стороны Курека снова возрос.

Так продолжалось до конца ноября. Выход Грефе на службу не привел к активизации операции. Мучительная болезнь изводила его и не оставляла времени на работу. У Кальтенбруннера, в конце концов, иссякло терпение, и 26 ноября он устроил ему разнос. После чего к Грефе пришлось вызывать врача. К вечеру он потребовал к себе Курека, Курмиса и лучшего аналитика подотдела «Цет-1 А» гауптштурмфюрера СС Альфреда Бакхауза.

Собравшись в кабинете Грефе, они с сочувствием посматривали на его пожелтевшее, словно лимон, лицо и косились на лежавшую на столе радиограмму «Иосифа». Она поступила накануне, и ее содержание им было известно. В ней, ссылаясь на Лещенко, он сообщал о прибытии 23 ноября 1943 года на станцию «Москва — Сортировочная» четырех эшелонов танкового корпуса и его последующей переброске в район Могилева для участия в зимнем наступлении. То была очередная стратегическая дезинформация Смерша.

Резолюция Кальтенбруннера на радиограмме предписывала Грефе подготовить докладные записки на имя рейхсфюрера Гиммлера и начальника Генерального штаба сухопутных войск генерал-полковника Цейтцлера. Два восклицательных знака, поставленные на полях, лишний раз свидетельствовали о важности добытых «Иосифом» разведданных. В конце своего указания Кальтенбруннер решительно настаивал на скорейшей вербовке Лещенко и подключении его к работе в полном объеме.

Дважды напоминать об этом шефу Главного управления имперской безопасности не требовалось. Грефе и его подчиненным была хорошо известна цена слова «железного Эрнста». Они понимали: на этот раз им не отделаться заверениями и обещаниями. Кальтенбруннер требовал от них действий. Предложение Курека направить в Москву опытного вербовщика не только позволяло активизировать операцию «Иосиф», но и расширяло Грефе поле для маневра перед Кальтенбруннером. Тот уже не мог упрекнуть его в отсутствии инициативы и бездеятельности, а операция получала дополнительный импульс. Оставалось найти опытного вербовщика. Курмис, перебрав в уме бывших своих подчиненных по псковской разведшколе, предложил кандидатуру оберштурмфюрера Петра Делле. Она не вызвала возражений ни у Курека, ни у Грефе. В пользу Делле говорил его блестящий послужной список.

Определившись с кандидатурой вербовщика-курьера, Грефе пошел дальше и предложил использовать Делле не только в этом качестве, но и как резидента-руководителя агентов, ранее заброшенных в Подмосковье. Основной базой для действий Делле и его резидентуры, по замыслу Грефе, должен был стать Малоярославец. В своем выборе он руководствовался близостью этого города к Москве и наличием там надежного, глубоко законспирированного агента Кайзера, завербованного еще во время прошлой войны.

После совещания у Грефе не прошло и суток, а Делле уже находился в Берлине. Не успел он перевести дыхание, как за него взялись специалисты-психологи и аналитики. До мозга костей наци, Делле не вызывал у них сомнений в своей надежности. Преданность фюреру и участие во многих операциях, а также длинный список завербованных агентов, в числе которых значились даже министры, говорили Куреку, что лучшего исполнителя его замысла не найти. Выбор вербовщика-курьера одобрил сам Кальтенбруннер. Протеже Курмиса не подкачал, и это только добавило ему настроения и желания выполнить задачу наилучшим образом. Всю следующую неделю до заброски Делле он не отходил от него ни на шаг и скрупулезно прорабатывал все детали предстоящего задания.

Ранним утром 6 декабря будущий резидент «Цеппелина», его заместитель по разведгруппе Кемпке и радист Дериглаз заняли места в «юнкерсе». Самолет поднялся в небо и взял курс на Смоленск. Там после короткого отдыха им предстояло пересесть в «Хенкель-3» и следовать к конечной цели. Вылет на Малоярославец в ту ночь не состоялся, подвела погода. На безоблачном небе яркой россыпью загорелись звезды, столбик термометра резко пошел вниз, и группе Делле пришлось заночевать в общежитии люфтваффе. На вторые сутки мороз спал, подул южный ветер и принес с собой оттепель. Небо нахмурилось серыми тучами, к вечеру запорошил слабый снег, и экипаж, а вместе с ним Делле, Кемпке и Дериглаз заняли места в самолете.