Из боковой двери появились слуги в одинаковых белых рубахах с красной вышивкой округ ворота, быстро выставили бок о бок скамеечки в три ладони высотой, накинули на них разукрашенную тюльпанами и колокольчиками скатерть, споро расставили мисочки, чаши из тонкого полупрозрачного оникса, кувшины с питьем. Пара минут — и они исчезли, оставив гостей наедине с угощением. Путники озадаченно переглянулись.

— Нехорошо как-то без хозяев за стол садиться, — кашлянул Любовод.

— Но ведь для нас поставлено. Рази нет? — облизнулся Будута. — Нас ведь кушать звали?

— Это верно, — подтвердил Олег.

— Однако же обидеть хозяев не хотелось бы, — подал голос кормчий. — Хотя, кто знает, каковы здешние обычаи? Так далеко мы еще не заплывали.

— Че ж теперича — с голодухи возле угощения помирать? — Холоп решительно упал на колени, придвинул к себе одну из мисок. — Вот токмо ложку мою тати здешние у реки забрали.

— Эх, прости Господи, — перекрестился Ксандр и тоже сел, подтянув под себя колени. — Коли к столу позвали, так к нему садиться и надобно, а не мыслями тревожиться.

— Так мы хозяев ждать станем, господин? — поинтересовалась Урсула.

— Ладно, — махнул рукой Олег и тоже опустился на мягкий ковер. — Коли что, отговоримся. Чужестранцы мы все же, обычаев можем и не знать.

Ложек не было ни у кого: бандиты Раджафа оставили своих жертв в одних рубахах и штанах. Столовых приборов на столе не имелось — видать, здесь, как и на Руси, гостям полагалось приходить со своим инструментом. Поколебавшись, ведун запустил в одну из мисок пальцы, переправил угощение в рот. Это был нежнейший мясной паштет. Не острый, не соленый, не сладкий, и даже мясной привкус приглушался какими-то приправами. После того, как пальцами полазил, миску уже никому не передашь, поэтому Середин доел паштет сам, потом придвинул другую миску, попробовал — там оказался мусс с ярким яблочным вкусом. Прочие путники тоже яро налегали на салатики, паштеты и повидла, на время забыв, где они находятся. Поэтому хлопанье могучих крыльев застало их врасплох — глядя на кружащего по залу огромного пепельно-серого орла, люди изумленно замерли с паштетами и сластями на пальцах.

Орел, хрипло каркнув, уселся на одну из перекладин возле трона. Минутой спустя через окна в зал ворвались еще две птицы с размахом крыльев явно за два метра, тоже совершили торжественный облет помещения и заняли места на перекладинах. Гордых, красивых птиц объединяло одно странное украшение: на груди у них висели матерчатые сумки размером с дыню среднего размера.

— Почтовые кумаи, что ли? — торопливо облизал пальцы Любовод. — С такими не то что грамоты, но и подарки изрядные отправлять можно.

— Завязки странные, — указал на деревянные палочки размером с палец Олег. — Изжеваны, словно их не руками открывают, а… клювом дергают.

— И верно, — согласился купец. — Может, играют с ними птицы? Со скуки. Они ведь вечно клюют что-то.

Хлопнула дверь. Из бокового прохода, откуда выходили слуги, появился узколицый безбородый мужчина с тонкими, словно выщипанными, бровями и черными густыми ресницами на веках узких янтарных глаз. Голову его украшала высокая темно-синяя тиара, на плечах лежала бордовая парчовая мантия, полностью скрывающая очертания тела. Спереди от ворота до пола шла синяя полоса с желто-черным геометрическим рисунком из квадратиков, треугольников, ромбов, свастик и лабиринтов. У ведуна появилось ощущение, что эти знаки никакого магического значения не имеют. Чисто декоративный элемент. А вот белый прозрачный камень, похожий на горный хрусталь, венчающий тиару, наверняка нес некую важную функцию. В этом мире люди мало ценят бесцветные побрякушки и за осколок зеленого бутылочного стекла заплатят больше, нежели за самый крупный алмаз чистой воды. Так что хозяин дворца, имей он выбор, наверняка предпочел бы украсить свой головной убор сапфиром, рубином или изумрудом.

Понимая, что видят перед собой здешнего правителя, путники торопливо встали, поклонились. Мужчина поднялся по ступеням, опустился на трон, жестом разрешил людям сесть и приятным чистым баритоном произнес:

— Надеюсь, вы не в обиде, что я не сел с вами за один стол, чужеземцы? Многие из вас еще не способны жевать, не испытывая боли, и для вас приготовлены специальные блюда. Мне же приятнее более простая и грубая пища.

— Мы искренне благодарим тебя за проявленную заботу, властелин, — за всех ответил ему Любовод. — Мы навсегда запомним твою доброту и станем сказывать о ней во всех землях, которые нам доведется посетить.

— Мое имя — Аркаим, — чуть склонил голову правитель. — Ар — значит «первый», Каим — земли, в которых мне назначено быть первым из людей. К сожалению, брат мой, коварный Раджаф, хитростью и подлостью захватил власть в моей стране, поработил честных тружеников, отняв у них волю с помощью колдовства и своих бандитов. Он грабит жителей страны и убивает заезжих чужеземцев, в чем вы уже могли убедиться. У него нет чести и совести, он позорит наш род и нашу страну… И все же, досточтимые, по воле богов и законам Кайма именно я продолжаю считаться здешним царем, и поэтому именно я должен извиниться перед вами за причиненный вам ущерб и муки, покаяться в невозможности остановить бесчинства и беззаконие… Надеюсь, сейчас вы чувствуете себя лучше, а одежды ваши удобны. К сожалению, платья, в которые вы были облачены, бандиты Раджафа привели в полную негодность.

— Мы благодарим тебя за щедрость, мудрый Аркаим, — припомнил ведун обращение к правителю, что звучало из уст черных воинов. — Выданные нам одеяния приятны, красивы и удобны. Но не знаешь ли ты, какова судьба нашего оружия и снаряжения, что тоже досталось грабителям?

— Да, уважаемый, — кивнул правитель. — Об этом я не подумал. Вы были почти раздеты, когда вас сюда доставили, и никто не вспомнил, что в руки негодяев вы наверняка попали с оружием и некими личными вещами. Я укажу Черному Сарычу, чтобы он показал вам снаряжение, взятое у захваченной банды. Вы сможете найти и забрать то, что принадлежит вам.

— Смогу ли я забрать свой товар, о мудрый Аркаим? — вкрадчиво поинтересовался купец. — Ведь слуги Раджафа взяли не только то, что было на нас, но и то, что лежало в трюмах корабля…

— Каким же товаром ты торговал, чужеземец?

— Чем-то расторговался, чем-то нет, что-то купил и вез в свои края, там людям продавать… — издалека начал Любовод. — Посему было у меня в трюмах оружия в тюки упаковано немало, сундук со струментом путевым и… И два сундука с зеркалами из посеребренной меди…

— Значит, это принадлежало тебе, — не дрогнул ни один мускул на лице правителя. — Хорошо. Ты получишь зеркала и струмент. Оружие же я оставлю себе. В наших отношениях с братом грядут большие перемены. Последние годы его поведение, угнетение им простых каимцев переходит все возможные пределы. Боги не простят мне терпения и бездействия перед лицом того ужаса, в который погружается доверенная мне страна. Как ни чурался я такого решения, но придется применять силу. Опять же, чужеземцы, спасая вас, смолевники истребили больше ста слуг преступного правителя. Мыслю я, Раджаф не оставит этого так просто и попытается отомстить. Чувствую сердцем, что вот-вот разразится война… Прости, купец. Я понимаю, тебе наши хлопоты совсем не интересны. Я лишь хотел сказать, что оружие мне потребно. Но, разумеется, я заплачу тебе за него полную цену.