— Ах! Я вижу на дне ее глаза! — простонал он, держа в руке полный стакан. — Всегда ее лицо, ее глаза, всегда передо мной только она, Жемчужина Лабуана!

Он выпил залпом, потом снова наполнил стакан и вновь заглянул в него.

— Пятна крови! — воскликнул он. — Кто налил кровь в мой стакан?.. А-а, не все ли равно, — тряхнул он головой. — Кровь или вино, пей, Тигр Малайзии, в опьянении счастье!

Он поднялся, но тут же упал на стул, обводя комнату мутным взглядом. Он видел на стенах какие-то тени, какие-то призраки скользили перед глазами. Они гримасничали, они грозили ему, размахивая окровавленными саблями. Одна из этих теней показалась ему знакомой. Это был баронет Вильям, его соперник на охоте, которого теперь, сжигаемый тревогой и ревностью, он уже готов был считать соперником в любви.

— Я вижу тебя, вижу, проклятый англичанин, — завопил он, хватая саблю. — И горе тебе, когда я схвачу тебя! Ты хочешь украсть у меня Марианну, я читаю это в твоих глазах. Но я приду и уничтожу тебя! Я уничтожу всех, я залью потоками крови Лабуан, если хоть волос упадет с ее головы. Ах, ты смеешься!..

Он был уже в крайней степени опьянения и чувствовал в себе яростное, страстное желание все уничтожить, все опрокинуть.

Собрав все силы, он вскочил и бросился к стене, нанося по этим теням страшные удары саблей, рубя ковры, разбивая бутылки, разнося в щепы стол и шкафы, сбрасывая вазы, из которых потоком сыпались жемчуг и золото, пока, обессилев, не упал среди этого разгрома, охваченный мертвым сном.

Проснувшись, он обнаружил, что лежит на кушетке все в той же комнате. Но в ней уже было прибрано: осколки и щепки сметены, золото и жемчуг собраны в целые вазы, мебель поправлена кое-как и расставлена по местам. Только на коврах, развешанных по стенкам, еще виднелись следы его сабли.

Несколько раз он протер глаза, провел рукой по горящему лбу, как бы пытаясь вспомнить вчерашнее. И, вспомнив, покачал головой.

— До чего я дошел, — сказал он. — Я был пьян, как сапожник. И все-таки я чувствую себя лучше, чем трезвый, когда огонь снова жжет мое сердце и тревога снедает меня. Неужели я никогда не смогу потушить его? Неужели я не найду покоя?..

Он сорвал с себя форму сержанта Виллиса, надел новую одежду, сверкавшую золотом и жемчугом, надел на голову богатый тюрбан, украшенный сапфиром, засунул за пояс саблю и вышел.

Полной грудью он вдохнул морской воздух, который совершенно развеял последние пары опьянения, и посмотрел на солнце, стоявшее уже довольно высоко.

Широкий морской простор синел и искрился перед ним. Три праос с большими спущенными парусами стояли в бухте, готовые к плаванию. На берегу сновали пираты, занятые погрузкой и сборами. Янес деятельно распоряжался, расхаживая там среди них.

— Добрый друг, — прошептал Сандокан. — Пока я бредил и спал, он готовил мою экспедицию.

Он спустился по ступенькам и направился к пристани. Едва завидев его, пираты подняли громогласный вопль.

— Да здравствует Тигр! Да здравствует наш капитан! — кричали они.

Все эти люди, как будто охваченные внезапным безумием, беспорядочно устремились к нему, оглушив его криками радости, обнимая и тиская его. Старые пираты плакали от радости, что видят его живым, молодые ликовали, что вновь отправляются с ним в плавание.

Ни вздоха сожаления, ни жалобы не сорвалось с их губ, никого не испугала гибель двух кораблей и многих товарищей, павших под огнем англичан на Лабуане. Никто не винил в этом Сандокана. Все жаждали только отмщения.

— Мы жаждем крови! Тигр Малайзии! Отомстим за наших товарищей!.. Пошли на Лабуан и уничтожим врагов Момпрачема!

— Друзья, — сказал Сандокан звучным голосом, который завораживал своей убежденностью и силой. — Мы отомстим! Наши товарищи пали в схватке с врагом, гораздо более многочисленным и лучше вооруженным. Железные борта, паровая машина и пушки их крейсера помогли им взять верх. Но игра еще не окончена. Нет, мои тигрята, герои, которые пали у берегов проклятого острова, не останутся неотомщенными. Мы отправимся туда и отплатим кровью за кровь! Придет день, и ярость тигров Момпрачема выметет из наших морей леопардов Лабуана!

— На Лабуан! На Лабуан! — закричали пираты, исступленно потрясая оружием.

— Янес, у тебя все готово? — спросил Сандокан.

Но Янес, казалось, не слышал. Он поднялся на старый пушечный лафет и внимательно смотрел в сторону мыса, выдававшегося далеко в море.

— Что ты там ищешь, дружище? — спросил Сандокан.

— Я вижу верхушку мачты, — отвечал португалец.

— Одно из наших праос?

— Какое другое судно осмелится приблизиться к нашим берегам?

— А разве не все наши парусники в бухте?

— Все, кроме одного, судна Пичанга, которого я послал к Лабуану, чтобы искать тебя.

— Да, это его праос, — подтвердил один из старых пиратов. — Правда, я вижу только одну мачту.

— Похоже, на них напали, и они лишились одной из мачт, — подтвердил Сандокан. — Подождем. Может, он везет нам известия с Лабуана.

Все пираты поднялись на бастионы, чтобы лучше рассмотреть этот парусник, который медленно приближался к берегу.

Это действительно был праос Пичанга, который Янес три дня назад послал к Лабуану собрать известия о Тигре Малайзии и его храбрецах. Но в каком виде он возвращался! От фок-мачты оставался один обломок, грот-мачта едва держалась, поддерживаемая густой сетью снастей. Фальшбортов почти не было видно, а борта во многих местах были наспех заделаны досками.

— Им здорово досталось, — сказал Сандокан.

— Пичанг — храбрец и не боится нападать даже на большие корабли, — ответил Янес.

— О, мне кажется, он захватил пленника. Видишь красный мундир среди наших людей?

— Похоже, это английский солдат, привязанный к мачте, — кивнул Янес.

— Неужели они захватили его на Лабуане?

— Не выловили же они его в море.

— Ах!.. Если бы он мог сообщить мне новости о…

— О Марианне, не так ли, дружище?

— Да, — ответил Сандокан глухим голосом.

— Расспросим его.

Праос с помощью весел, поскольку ветер был слишком слаб, понемногу приближался. Его капитан, гигант-борнезиец, с оливковой кожей, что делало его похожим на гордую бронзовую статую, заметив Янеса и рядом с ним Сандокана, издал радостный крик.

— Хорошая добыча! — приветствуя их рукой, заорал он.

Пять минут спустя парусник вошел в маленькую бухту, бросив якорь в двадцати шагах от берега. Шлюпка была тут же спущена на воду; в ней поместились Пичанг, пленный солдат и четверо гребцов.

— Откуда ты? — спросил его Сандокан, едва тот сошел на берег.