Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Отец Варфоломей, вам пока нельзя на покой, — покачала головой Элоиза. — Сначала мы с вами должны распутать эту историю. И без ваших знаний нам этого не достичь никогда. Куда мы без вас? А картина… думаю, это всего лишь картина, а не средоточие злых сил. Мне тоже кажется, что мы немного заигрались и ведём себя с ней, не как с музейным предметом, а как с невоспитанным подростком, который и сказать-то толком не умеет, что ему мешает жить, но отлично может подстраивать разные каверзы, закатывать истерики и ныть.
— Помнится мне, у тебя здесь есть помещение с сейфовыми стенами, — начал Марни.
— Ну да, — кивнул Варфоломей.
— Так вот распорядись отнести эту красотку туда. Пусть там стоит — до субботы ли, до понедельника или ещё сколько, но — сколько тебе надо для работы, столько пусть и стоит. Оттуда точно не сбежит, а чтоб не падала — поставь на пол.
— Так я и сделаю, — кивнул священник.
Он позвонил, пришёл его сотрудник Эдвин, вместе они погрузили картину на подставку с колёсами и Эдвин увёз её в недра реставраторских владений.
* * *
Через час Бруно позвонил и сообщил, что его подопечный в порядке и с ним можно разговаривать. Отправились втроём, но Элоиза и Себастьен остались снаружи, а Варфоломей вошёл в палату, где разместили гостя. И он не стал плотно закрывать за собой дверь, оставил щёлочку.
— Ну, как ты? — священник неторопливо разместил свои объёмы на стуле рядом с сидящим Кристофори.
— Спасибо, в порядке, — гость говорил тихо, Элоизе пришлось немного подстроить слух.
— Что с тобой было? Ты надышался чего-то не того? Как же ты тогда в вашу мастерскую заходишь? А ведь заходишь, я думаю.
— Нет, это другое. Отец Варфоломей, пожалуйста, не расспрашивайте меня. Я не смогу вам рассказать. Потому, что если я расскажу — мне конец. Меня можно заставить говорить, у меня есть слабые места, да как и у всех, но поверьте — всем будет лучше, если этого не делать. Я только могу заверить вас, что речь не идёт о преступлении законов божеских или человеческих. И лично я вообще ни в чём не виноват.
— Ты сам-то себя слышишь? Весь зелёный, дышишь еле-еле, и туда же — не расспрашивать. Что тебя так прихлопнуло? Ваша картина? Что с ней не так?
— Всё так. Но её лучше вернуть на виллу, и чем скорее, тем лучше.
— Объяснись.
— Говорю же, не могу! И даже на исповеди не могу!
— Знаешь, если ты во что-то влез, то это рано или поздно выйдет наружу. Если влез ты сам, это одно. Если вы там влезли всем коллективом — это другое. Но я полагаю, господин Лотти не в курсе, иначе бы не пригласил экспертов со стороны. А ваши странности с пропадающими людьми уже привлекли внимание и нашей службы безопасности, и вашей городской полиции. Понимаешь, чем это вам грозит?
— Да пусть, только чтобы не от меня узнали, понимаете?
— Вопрос в том, о чём именно узнали, — пожал плечами Варфоломей. Поднялся, собрался уходить. И спросил уже почти с порога: — Признайся, это ведь ты написал роман о Донати и выложил его в сеть?
— Ну, я, — согласился Кристофори. — А что, скажете — плохой роман?
— Да лучше бы ты монографию на этом материале написал, что ли, хоть польза бы была научному сообществу, — выдал Варфоромей на прощание и вышел в приёмную.
На этот раз он плотно закрыл за собой дверь.
* * *
Элоиза даже не заметила, что вместе с ними слушал ещё и Бруно. Он и начал разговор.
— Скажите мне, уважаемые люди, вы зачем его напугали до полусмерти? У него же бронхоспазм со страху вылез. А если бы ингалятора не было или меня рядом не случилось?
— Ты думаешь, это мы его напугали? — Себастьен нахмурился.
— Не я же, — Бруно спрятал руки в карманы форменной медицинской куртки.
— Я думаю, его госпожа Бальди напугала. Вероятно, напомнила ему о чём-то, что ни при каких обстоятельствах не следует никому рассказывать, — задумчиво проговорила Элоиза. — Скажите, дон Бруно, господин Кристофори уже в порядке и покинет нас?
— Я бы рекомендовал ему отлежаться и ещё пару уколов. Он сказал, что у него вообще астматический бронхит, и такое дело может случиться практически на ровном месте. А что?
— Я понял или думаю, что понял. Если захочет уйти — не задерживать, но следить, я сейчас распоряжусь. Ну а нам всем, наверное, следует навестить виллу Донати в ближайшие выходные. Что там за шабаш, в конце-то концов? И люди пропадали тоже где-то в это время, в конце ноября. Возьмём хорошую охрану, на всякий случай. А вы оба, — Марни кивнул на Элоизу и Варфоломея, — будете нашим последним рубежом обороны против чертовщины. Если не возражаете, конечно.
— Нет, монсеньор, я не возражаю, — улыбнулась Элоиза.
— А мне уже просто ничего другого не остается, только ехать и своими глазами смотреть, — вздохнул Варфоломей.
* * *
Барбарелла была в отчаянии. Всё пропало. Теперь уже точно всё пропало. Всё напрасно. Наверное, не нужно было так пугать этого глупца Мауро — он бы и так не стал говорить всего, наверное. Не настолько он скорбен головой, как иногда хочет показаться! Ну а то, что стал сплетничать про неё и Лоренцу — так они все это делают, можно было уже привыкнуть. А теперь — стоять тут, в темноте, под семью замками — куда это годится?
Видимо, зря она пыталась пробудить сочувствие в том священнике. Не нужно было являться к нему в сон. Вдруг он правда так могущественен, как сказал? И она останется в этой темнице до конца жизни своего холста?
Или же рискнуть? Рискнуть всем, чтобы попасть к субботе на виллу Пьетро? Но что её там ждёт? Он сам? Да нужен он ей, после всего, что было! Роберто мёртв. Другая родня Пьетро — нет. Не годятся. И прямой запрет, и нет ей в них интереса. Вот если на виллу придут люди…
Ну, придут. И что ей сделает Пьетро? Он не настолько глуп, чтобы поставить под угрозу их союз. Да и вообще, может быть так, что она никогда не вернётся, и они больше в этой жизни не увидятся.
Придётся рискнуть. А далее — зависит от помощи тех высших сил, на которые она уже привыкла уповать и надеяться.
И снова Элоиза проснулась среди ночи, выбралась из-под руки Себастьена и села на постели. В этот раз сон не был дурным, только странным. Интересно, это только ей выдали или им всем?
— Снова сон? — спросил Себастьен, конечно же, он проснулся.
— Да. И ещё я как-то нехорошо лежала — плечо болит.
— Плечо разомнём, — он тоже поднялся и сел рядом. — А про сон рассказывайте.
— Приглашение на виллу Донати. Написанное огненными буквами на белом фоне. В полночь с субботы на воскресенье.
— И мне тоже адресовали такое диво, — он положил руки ей на плечи. — Правая сторона, так?