— И в них нет необходимости, — подал голос за моей спиной Руди. — Если, конечно, вы не настаивать на это.

Это было уже слишком: я ничего не понимал.

— Никто не желать быть нелюбезен, — говорит Руди шелковым голосом. — Но нам нужно было показать вам, каково ваше положение, разве вы не понимайт? Показать, что может случиться — если вы вздумать упорствовать.

— Так вы шантажируете меня! — взгляд мой запрыгал с тонкогубого Карьюса на любезного юнца и обратно. — Но бог мой, почему? Что я такого сделал? Чего вы хотите от меня?

— А, так-то лучше, — говорит Руди и дважды хлопает меня своей плетью по плечу. — Много лучше. Знаете, доктор, — это он Карьюсу. — Полагаю, нет необходимость далее причинять вам беспокойство. Уверен, что риттмайстер Флэшмен осознать, наконец — хм-м… серьезность своего положения, и готов — не в меньшей степени чем мы — заняться поиском выхода из ситуации. Имею премного быть обязан вам, доктор.

Даже будучи испуган и ошарашен, я подметил, что Карьюс воспринял эти слова, как лакей принимает приказ господина. Он встал, поклонился Штарнбергу и, сопровождаемый своим клерком, покинул комнату.

— Так еще лучше, — произнес юный Руди. — Терпеть не могу этих треклятый щелкопер, ей-богу. Я бы и вас не стать изнурять общением с ним, но нужен был кто-то, способный правильно изложить юридический тонкость. Сигару? Нет?

— Ничего он не объяснил, за исключением того, что я стал объектом гнусного заговора! Боже, за что вы на меня ополчились? Эта чертова тварь Лола? Это она решила так отомстить мне?

— Ту-ту-ту, — говорит Руди. — Полегче.

Он уселся на край стола Карьюса и с минуту задумчиво глядел на меня, покачивая ногой. Потом негромко рассмеялся.

— Это скверное дельце, правда. Ничуть не удивляться, что вы так расстроены. Истина в том, что мы быть не совсем искренни с вами. Уверены, что не хотите сигару? Ладно, дело обстоять вот как.

Он закурил очередную чируту и продолжил.

— Полагаю, Карьюс дать понять, что вы влипать в пресквернейший историй. Если мы захотеть, то всадить вас в тюрьму пожизненно, и ваш посол и ваше правительство быть первыми, кто скажет «аминь». Принимая в расчет обвинения, хочу я сказать.

— Наглая ложь! — вскричал я. — Все доказательства фальшивые!

— Верно. Как вы сами заметить, это подлый заговор. Но вот в чем суть: вы попасться в силок, и теперь можете говорите что угодно. Если вы откажетесь — обвинение быть выдвинуто, вас осудят, и прощайте.

И этот наглый юнец этак мило ухмыляется и выпускает колечко дыма.

— Будь ты проклят! — ору я. — Грязный немецкий пес!

— Австрийский, если точнее. Ну, так вы уяснить свое положение?

Еще бы не уяснил, куда же яснее. Для меня оставалось загадкой, ради чего они все это затеяли, но я прекрасно понимал, что меня ждет, если мне вздумается отказаться играть в их чертову игру, в чем бы она не заключалась. Буйство тут не поможет, а поглядев на ухмыляющееся лицо Руди, я понял, что плакаться тоже бесполезно. Лишившись двух козырей, с которых я обычно захожу в трудные моменты, я сразу почувствовал себя выбитым из седла.

— Вы скажете мне, зачем вы затеяли все это? И почему именно я? Чего вы хотите от меня, бога ради?

— Нужна служба — чрезвычайно важная служба — выполнить которую по силам только вам, — говорит он. — Большего пока сказать не могу. Но именно по этой причине вас вызвать в Мюнхен — о, все быть спланирован великолепно. Письмо Лолы — его, кстати, диктовал я — было отчасти правдивым. «Дело самого деликатного свойства» — все так и есть.

— Но что же это за служба, которая по силам только мне?

— Все в свой время. И Бога ради, перестаньте стенать, как жертва в дешевой мелодраме. Поверьте мне на слово, мы не стали бы взваривать такой каша ради пустяка. Я знать, что вы человек умный. Готовы ли вы покориться неизбежному, как полагается хороший парень?

— Но эта тварь Лола! — взревел я. — Она наверняка по уши увязла в этом — этом подлом деле, не так ли?

— Ну, не настолько. Она послужить средством привлечения вас в Германию, но идея принадлежит не ей. Мы прибегли к ее содействию…

— Мы? И кого же вы, черт побери, имеете в виду под этим «мы»?

— Себя и своих друзей. Знаете, вам не стоит слишком сердиться на нее. Сомневаюсь, что Лола хотеть причинить вам вред — на самом деле, она скорее сочувствовать вам — но ей прекрасно известно, чей хлеб она кушать. И как бы могущественный она ни быть, в Германии есть люди, которым ей хватает ума подчиняться. Но хватит глупых вопросов: намерены вы быть хорошим мальчиком или нет?

— Похоже, у меня нет выбора.

— Превосходно. В таком случае давайте залатать царапина у вас на голове, отправить вымыться и переодеться, а затем…

— Что затем?

— Мы с вами предпринять небольшой путешествий, дорогой мой Флэшмен. Или я могу называть вас Гарри? Меня же прошу называть Руди. «Пес паршивый», «дьявол», «свинья» и прочее вполне подходить в общений между людьми относительно незнакомыми, но у меня складывается ощущение, что нас с вами ждать по-настоящему крепкий и плодотворный дружба. Вы не согласны? Ладно, жаль, но там поглядим. А теперь, с вашего позволения, пройдемте со мной в крытый экипаж, который доставить нас в мой скромный обиталище. Там вы мочь привести себя в порядок, чтоб все было клим-бим, как говорят пруссаки. Ну и отвратные же места эти тюрьмы, не правда ли? Никаких удобств для настоящий джентльмен…

Ну и что, по вашему, мне оставалось делать? Пришлось следовать за ним, с головой, обуреваемой сотнями сомнений. Что бы там «они» ни замышляли, я уже был захвачен потоком, и покуда приходилось просто плыть по течению. Безошибочный инстинкт подсказывал мне, что «служба», на которую меня шантажом вынудили согласиться, окажется наверняка неприятной, да при этом еще и чертовски опасной, но для меня трясущиеся поджилки — это одно, а логический процесс — совсем Другое. Я реалист, и понимал, что при любом развитии событий — ну, скажем, во время путешествия, о котором упомянул Руди — обязательно представится какой-нибудь шанс сбежать. Если только вас не держат непосредственно взаперти, то сбежать бывает намного проще, чем принято Думать: ты просто даешь деру, хватаешь первую попавшуюся лошадь и гонишь во весь опор к безопасному месту. В данном случае это, скорее всего, будет австрийская граница. Или лучше швейцарская? До нее дальше, но Руди и его зловещие друзья явно имеют определенный вес в Австрии. Кроме того, им не придет в голову, что я могу ринуться именно в Швейцарию.

— Да, кстати, — говорит Руди, когда мы вышли из участка и уселись в экипаж. — Как человек действия, вы, возможно, попытаться ускользнуть от меня. Пробовать не стоит. Не успеть вы пробежать и пять ярдов, как я вас пристрелить. — И он с добрейшей улыбкой уселся напротив меня.

— Вы так уверены в себе, — огрызнулся я.

— Не без причины, — говорит он. — Гляньте-ка. — Он взмахнул правой рукой и в ладони его оказался карманный пистолет. — И стрелять я без промаха, кстати.