— Нет, не зарываюсь. Я всего лишь исполняю свои обязанности.

— Твоя прямая обязанность — подчиняться начальству!

— Хорошо, давайте письменное распоряжение, и будем закрывать дело.

— А устного тебе мало? — напыжился Драпов.

— А вы сами как думаете?

— Я головой, Демичева, думаю, головой… Поэтому отстраняю тебя от этого дела. Передашь материалы Карловой…

— А на каком основании? — с вызовом спросила Инна.

Драпов побагровел, наливаясь злобой. Он ясно давал понять, что сейчас взорвется, если она не успокоится.

— Ну, как скажете…

Инна не отступила. Она всего лишь немного сдала назад, чтобы взять тайм-аут. Покорная Карлова могла закрыть дело по указке Драпова. Что ж, Инна добьется его возобновления.

Она отправилась в больницу, чтобы поговорить с Корчновым. Надо было уговорить его подать заявление в полицию. Но, увы, он отказался делать это.

— Но почему? — с обидой в голосе спросила она.

— Ко мне уже приходили, — сказал Василий Антонович. — Предупреждали…

Он подслеповато смотрел на нее. Оказывается, зрение уже возвращалось к мужчине.

— Кто приходил?

— Не важно.

— Мы задержали преступника. И тех, кто вам угрожает, тоже задержим.

— Хотелось бы.

— Но для этого вы должны помочь нам, — воспряла духом Инна.

— Ты что, не понимаешь? — вздохнул Корчнов. — Они же изнасилуют мою Марину. А меня заставят смотреть!.. Ты хоть представляешь, что это такое?

Инна повернулась к Василию Антоновичу спиной. Нет, она не осуждала его и даже понимала, но говорить с ним не хотела.

А понимала она его, потому что ей самой угрожали. И она представляла себе, каково это — оказаться в гуще озверевших от похоти мужиков. Представляла с ужасом и содроганием. И тем не менее она боролась за правду до последнего. Но раз уж Василию Антоновичу не нужно ее участие, то она умывает руки. Пусть Драпов закрывает дело, возражать она не будет. Хотя и понимания начальник у нее не найдет. Слишком уж он явно стал подыгрывать всяким сомнительным личностям…

Война с ментами — дело непростое и опасное. И, похоже, неблагодарное… Жору распирало от гордости за себя, но вместе с тем его душила обида. Он вышел из ментовских застенков, братва должна была встречать его как героя, но не было никого. Менты с автоматами у крыльца стоят, меж собой о чем-то устало переговариваются, сморщенная годами мамаша держит под руку кем-то избитого сынка-дебила, кучерявый цыган в шляпе чешет в раздумье толстое брюхо. Все, больше во дворе никого нет. Где пацаны, которые должны встречать Жору с фанфарами? Ведь они же знают, что его сегодня выпускают…

Чем ближе Жора подходил к воротам контрольно-пропускного пункта, тем ниже опускались плечи. И гордость за себя уходила как вода в песок.

Мимо сторожевой будки, через калитку он вышел на улицу, глянул на припаркованные машины. Нет никого на стоянке, никто не идет к нему с распростертыми объятиями. Что ж, деньги в кармане у него есть, возьмет такси, доедет до офиса… Может, пацаны и не знают, что его выпускают с кичи.

Он уже поднял руку, чтобы остановить бомбилу, когда его окликнул знакомый голос:

— Желтый!

Жора облегченно вздохнул, увидев своего бригадира. Сам Клен за ним подъехал. Крутой он черт — вроде бы и не атлет, а смотрится мощно. Это внутренняя сила прет из него. Все у него в цвет — прическа, модная небритость, рубашка дорогая шелковая, модные джинсы. Но вид у него не пижонистый. Не щеголь он, а матерый волчара. Жора боялся его и уважал.

— Здорово, Клен!

— Ну, здорово, братан! — Бригадир крепко пожал ему руку, но это было еще не все.

Он по-братски обнял Желтова. Целовать в щеку не стал, но по спине по-дружески похлопал. А ведь раньше он от столь теплых приветствий с подчиненными воздерживался. Только с теми, кто на равных с ним братался. Неужели Жора тоже теперь на одной с ним ноге?.. Гордость снова стала распирать грудную клетку.

Бригадир подвел его к машине, на которой подъехал. Простенький «Форд Фокус», хотя обычно Клен ездил на «Ленд Крузере». Говорят, он с девяностых годов с этой маркой дружит, только модели обновляет… А тут «Форд», тачка для общего пользования. Любой пацан из «правильных» мог взять ее для своих нужд. «Левые» же могли брать ее только по служебной необходимости.

— Ты что, «Крузак» в ремонт поставил? — спросил Жора, когда ментовская контора осталась далеко позади.

— Зачем в ремонт?

— Ну а чего тогда на «Фокусе»?

— А зачем перед ментами светиться?

— А чего их бояться?

— Ну, не все же такие крутые, — усмехнулся Клен.

— А кто крутой?

— Да в курсе мы, как ты на ментов наезжал. Следачку, говорят, закошмарил.

Жора прокрутил в голове услышанную фразу, вдумался в тон, в котором она была озвучена. Уж не прикалывается ли над ним Клен?.. Да, он действительно наехал на мусорскую сучку — бледнеть ее заставил и краснеть. Правда, и огреб за это конкретно. Сначала сама следачка насовала, затем и опер навешал… Но нет, не похоже, чтобы Клен знал об этом унижении.

— Было такое.

— И не сказал ей ничего, да?

— Думаешь, тебя сдал? Да ни в жизнь!.. Меня Татарин прессовал, только хрен ему по самые грядки!

— Ну, если б ты кого-то сдал, ты бы вперед ногами вышел, — мрачно усмехнулся бригадир.

— А я что, не понимаю? Только угрожать не надо, я за братву, я за идею!

— За какую идею?

— Как за какую? Кто не с нами, тот лох! Кто не с нами, тот против нас!

— Знал я одного пионера-переростка… — начал, но тут же оборвал себя бригадир.

— Это ты о чем, брат? — насторожился Жора.

— Да так, мысли вслух… Нормально все, Желтый, никаких к тебе претензий… А то, что на следачку наехал, так это правильно… Лично я считаю, что правильно. Может, кто-то думает по-другому, но я, пацан, за тебя, так и знай! — Клен, поощряя Жору, похлопал его по плечу.

— Как там дела на нашей барже?

— Если бы ты стуканул, движок бы заклинило.

— Так не стуканул же…

— Что там насчет Румына с Бобылем?

— Я же говорю, никого не сдал! Никого! — мотнул головой Жора.

— Да, но менты про них узнали, — нахмурился Клен.

— Так нас камера срисовала, там все как на ладони. Татарин меня просек, а значит, Румына с Бобылем принять может. Какие там вокруг них движения?

— Так дело же закрыто, какие могут быть движения?