— А что там было про кнуты, айх Ринс? Звучало очень заманчиво.

— Ого, даже так? — он, по всей видимости, чем-то восхитился. — Уверена?

Я размышляла целых три секунды:

— Уверена.

И, действительно, не сомневалась, мысленно взвесив все в уме. Во-первых, он просил рассказать обо мне, а не о моем мире — я это заметила. Моей биографии не хватит даже на час рассказа, куда уж там — на семь ночей. И после этого он начнет злиться, что чревато еще худшими последствиями. А изливать ему душу я точно желанием не горю, просто пересилить себя не сумею. Во-вторых, если я не буду спать семь ночей, то рано или поздно свалюсь с ног, и тогда не обрадуется уже Ратия. Если она заявит, что я перестала работать, то мои минуты жизни будут сочтены. Он не хочет моей смерти только по той причине, что заплатил за рабыню, а значит, от меня требуется этот минимум — выполнять свои обязанности. Уж лучше я выживу. В-третьих, избиение кнутами — это должно быть жутко больно, хуже всего, что мне приходилось переживать. Но не убьют, он сам сказал, что в этом не заинтересован. А потом, если мне очень-очень повезет, вызовут айха Ноттена, чтобы привел меня в порядок и вернул в трудовой строй. Конечно, белый маг меня отсюда не заберет, но за возможность еще раз обнять его я на многое пойду. Да, плюсов в моем решении больше, а на другой чаше весов только один минус — большой такой, толстый, как кнут. Но не я ли тут собиралась быть смелой? Боль пройдет, а жизнь одна.

Не уверена в выражении лица айха, но мне казалось, что теперь он смотрит на меня пристально, неотрывно, будто бы пытаясь угадать, о чем я думаю. Происходящее вокруг его совсем уже не интересовало — только я, выбравшая такой неожиданный для нас обоих путь.

— Хорошо, — произнес он. — Я готов пойти тебе навстречу. Арла, будь добра, проводи Катю к конюшне и передай Ноксу мой приказ: пятьдесят ударов по спине. Арла, только не в таком виде, оденься! А то Нокс будет думать о чем угодно, только не о работе.

Я чуть склонила голову и повернулась к выходу. Но он остановил:

— Катя, ты же не хочешь умереть?

Ответила, не оборачиваясь:

— Ну уж нет, айх, я выживу любой ценой.

— Рад слышать. Кажется, я, разбираясь в твоем характере, нашел что-то из своего. Тогда позови меня, если почувствуешь, что теряешь сознание. Я остановлю Нокса, и он продолжит в другой раз, чтобы риска для жизни не было.

Я от удивления глянула на него вполоборота.

— Позвать? Как?

— Чернокнижником, — меня уничтожала его самодовольная улыбка. — Маги могут звать и родовым именем, но тебе оно неизвестно.

— Чтобы еще раз наказать? — уточнила я. — И как я докричусь?

— За это не накажу, раз сам разрешил. Но, почти уверен, что от тебя услышу, как услышал вчера до того, как прокричала его Арла. Я самоучка, если тебе еще не сообщили. То есть до черного ордена учился как мог и безо всякой системы, потому случайно впечатал слово «чернокнижник» в сознание, как делают маги с родовым именем. Это объяснение, почему на твои призывы не собираются все чернокнижники столицы, а я слышу его ото всех магов.

— Вы меня в чем-то подозреваете, айх?

— М-м… да. И после вчерашнего уверенность только выросла. Иди уже, не стоит оттягивать неизбежность.

Арла рыдала рядом и утешала меня, пока мы спускались по бесконечной лестнице вниз. Но я не отвечала, погруженная в свои мысли. Это проверка меня на магию! Он уже почти не сомневается, что слышит мои призывы всегда. Но хочет убедиться на сто процентов. И ведь убедится… если позову. А от предстоящей боли я могу и сдаться, выдохнуться морально. Испытание теперь казалось еще мучительнее, чем выглядело десять минут назад.

Себе я не врала — мне было страшно до судорог. Но передвигала ногами и удивлялась: тому, что еще смогла не упасть, несмотря на нарастающую слабость; извинениям Арлы, по третьему кругу повторяющей, что не сможет со мной остаться — не выдержит, убежит. Надо же. Значит, я была рада лицезреть ее пальцы на ковре, а она — ишь, цаца какая, лань трепетная. Ну и пусть бежит, без нее обойдусь. Вслух я ничего не отвечала, а крутила ту же самую попсовую песенку по кругу. От страха я забыла все слова, но упорно повторяла одни и те же глупые две строчки из припева. Если когда-нибудь попаду в свой мир, то первым делом возблагодарю отечественную эстраду, которую раньше умела только ругать. Эти разукрашенные перцы без слуха, голоса, музыки и смысла сами не знают, что делает их белая магия — оказывается, она способна передвигать ноги человеку, от ужаса погрузившегося сознанием в безнадежную пустоту. Удивительные люди с удивительными способностями, спасибо вам.

Больше всего меня удивил Нокс, с угрюмым видом слушающий сбивчивое объяснение Арлы. Он оказался здоровенным мужиком какой-то понятной и близкой рабоче-крестьянской наружности. В моем прошлом такие никогда не бывают злодеями, несмотря на габариты. Именно они кричат с раздолбанной лавки: «Катюх! На опохмел не займешь? У меня позавчера племянник родился!». А здесь он стал палачом, выполняющим для хозяина грязную работу.

— Не прилюдно? — уточнил он у бледной и дрожащей наложницы.

По поводу этого айх ничего не говорил, но Арла затараторила:

— Нет-нет, дорогой Нокс! И чтоб не до смерти! Господин очень явно упомянул, что денег за Кати заплатил и жаль ему тех денег. Много, много заплатил! Ты уж постарайся, милый… Может, я сразу лекаря позову… ну, чтобы на всякий случай, если рука дрогнет…

Не знаю, для какой цели она его ублажала. Но, может, действительно, всерьез переживала за меня, не в силах помочь чем-то еще. И ведь не соврала вчера — она не злобная стерва. Но своими глупостями начала раздражать даже мужика, он просто отодвинул ее в сторону, чтобы не мешала:

— У меня рука не дрогнет. Иди за мной, девица, раз не прилюдно, то и не будем лишний раз любителей показухой тешить.

Он увел меня за здания конюшен. От вида столба, почерневшего уже от старой крови, меня покинули и те спасительные две строчки песенки. На улице уже стемнело, но пятачок для казни был высветлен магическими огоньками. Я попросила, но голос подвел, и прозвучало едва слышным сипом:

— Можно, я платье стяну до пояса? У меня нет другой одежды…

— Стягивай, стягивай. Давай уже сюда, у меня еще куча дел.

Он поставил меня на четвереньки и туго стянул руки, обвив вокруг столба. Слезы по щекам потекли задолго до того, как он выбрал кнут и снова подошел ко мне. Так хотелось оттянуть экзекуцию хоть на секунду, потому я зачем-то спросила:

— Нравится тебе эта работа, Нокс?

Мужик почему-то замер и совсем не разозлился. Даже ответил после вздоха:

— А меня никогда и не спрашивали. Сказано бить — бью. Сказано загон чистить — чищу. Скажут глотку тебе перерезать — перережу и пойду чистить загон.

— Тогда почему обязали именно тебя?