Энтони Парсон, 49 лет, холост. Такое ощущение, что семейное положение было одним из требований эйчаров сенатора. Никто из топов – Алекс заглянул в дело Рэттла, и он тоже – не был связан узами брака. Возможно, в этом есть смысл: они тратили всю свою энергию на работу. Никто не устраивал им скандалов из-за непонятной вечерней  тренировки. Не выносил по утрам мозг полным ужаса взглядом, провожая на работу, с которой можно не вернуться. В общем, одна польза от таких работников. Коллингейм по себе знал.  Правда, теперь у него появилась Тайни. Алекс за нее волновался. И это снижало его ценность как сотрудника, давайте говорить честно. Не быть ему большим начальником у Рональда Брукса. Слава богу.

Энтони Парсон был политтехнологом по образованию. На Атоване таких не готовили. Они бы просто не нашли себе здесь работу. Роул права, слишком ограничен круг работодателей. Как и Блуберри, Парсон когда-то был лучшим выпускником потока. Правда, по возвращению его никто с помпой не встречал. И даже с плохеньким оркестром. Тони пробивался в мир воротил бизнеса и человеческих судеб своим трудом. Сначала подрабатывал в рекламных агентствах, СМИ, потом занялся пиаром. Проектом, который позволил ему вырваться наверх, была кампания по репиару «Вуд & Ко». Того самого Эндрю Вуда, после той самой плохо пахнущей истории, из-за которой многие люди лишились сначала здоровья, а потом – работы. Но жить в обществе хотелось, не только самому Вуду-старшему, но и его жене, и детям. Тогда он нанял мало кому известного Энтони Парсона. И тот всего за год сумел нейтрализовать общественное мнение. Нет, Человеком Года Вуд не стал. Но, по крайней мере, его именем перестали пугать детей. И мода на галограмму Эндрю в унитазах тоже как-то сама собою прошла. Алекс пытался припомнить, как же так случилось, что про Вуда все забыли. Не сказать, чтобы совсем забыли. Просто не вспоминали. Он остался в прошлом, но из настоящего его будто стёрли. Для той напряженной ситуации, в такие короткие сроки, это было равносильно чуду. И это чудо не могло пройти незамеченным в «узких кругах». Чародею Парсону стали предлагать внушительные контракты. А потом его перекупил Брукс. С тех пор, уже целых семь лет, Парсон работал на Неукротимого Ронни. Он был в команде сенатора дольше всех. Пожалуй, его действительно меньше других можно было заподозрить в предательстве.

Детектив смотрел на симпатичного молодого парня, который пятнадцать лет, шаг за шагом, лепил сначала себя, а потом - своих клиентов, и не мог им не восхищаться. Открытая, располагающая улыбка. Осанка уверенного человека. У них было что-то неуловимо общее с Томасом.

Алекс промониторил личную жизнь Парсона. И не обнаружил ни одного скандала. Периодически его встречали в общественных местах в компании различных красоток. Но ведь красотки в компании и красотки в постели – это не совсем одно и то же. Особенно для такого Мастера Намека и Тумана, как Парсон. Холеный плейбой  Энтони вполне мог специализироваться на «боях». С ударением на первом слоге.

Сенатор узнал о том, что Блуберри крутит роман с Первым Лицом его избирательной кампании, и интересует его совсем не лицо… Хотя лицо, наверное, тоже. И что тогда? Парсон решил убрать неугодного свидетеля? Или «неугодный свидетель» сбегает, пока живой? На галозаписи, где Энтони хватает Шуза за руку, не видно, что второй испытывает восторг. Может, Тони вообще пожаловался шефу на домогательства?

Слишком сложно. Возможно, но сложно. Хотя версию нетрадиционной ориентации Парсона можно пока оставить. Не исключено, они с Шузом кого-то третьего не поделили. Или поделили…

Сигнал комма сообщил Алексу, что в приемной можно забрать обед. Но детектив настолько увлекся задачей поймать Парсона на горяченьком, - точнее, на голубеньком, - что забыл о нем через минуту. И когда дверь «допросной» отворилась, и в проеме стояла Вивьен, Коллингейм даже не сразу понял, что она тут делает. В ее руках была герметичная одноразовая упаковка.

- Мне за доставку не доплачивают, - заявила рыжая с видом отличницы, которую заставили подтянуть самого хвостатого ученика класса.

Сунув коробку в руки Алекса, она поправила шляпку, вынула из сумочки солнцезащитные очки и засеменила в сторону выхода.

Внутри оказался ароматный суп, в меру приправленный специями, маскирующими примитивность продуктов. Но это был совершенно точно не сбалансированный обеденный батончик. И даже не синтштекс – котлета из искусственного белка. Это был суп. На бульоне. Определить видовую принадлежность твари, из которой тот был сварен, детектив затруднялся. Но, по большому счету, кости - они везде кости. Даже внутри бронекрыс. Коллингейм махнул рукой на Неуловимого Тони, товарища и делового партнера Неукротимого Ронни, и приступил к еде.

А потом взялся за последнее личное дело, которое принадлежало начбезу.

Глен был из семьи обычных работяг. В отличие от родителей Алекса, Рэттлы или не хотели ограничивать себя в отпрысках, или не могли. У начбеза было две сестры и два брата. В живых остался один. Сейчас мальчику исполнилось шестнадцать. Он увлекался живописью. За ним не стояли школы искусств или маститые педагоги. Он был самоучкой. Детектив с удивлением обнаружил в личном деле начбеза ту самую картину, что украшала рубку звездолета его знакомой китиарки. Выходит, братик Рэттла был болен харденом. И благотворительный вечер, на котором Неукротимый Ронни потерял свою секретаршу, спас ему жизнь. Сам Глен пришел в службу безопасности сенатора недавно, через месяц после Тома. Он только-только вышел в запас из КаДэ. Послужной список у начбеза был внушительный, по налётанный годам он, наверное, немногим уступал Себастьяну. В звании, правда, был ниже – Рэттл ушел со службы в звании сержанта. Верхний порог, которого мог достичь человек практически без образования. Как подозревал Коллингейм, Глен ушел из КаДэ из-за брата. Учитывая бюрократические заморочки с увольнением контрактников и дорогу домой, он, должно быть,  подал заявление сразу, как узнал о диагнозе. Но помочь не успевал. К счастью, мир не без добрых людей. И в дальнейшем работа на Брукса стала Рэттлу хорошим подспорьем. На Атоване не так просто заработать достаточно, чтобы обеспечить реабилитацию после тяжелого хардена… Разумеется, пиарщики Ронни не упустили случая поспекулировать на слезливой истории спасенного брата. Судя по архивам, она хорошо покрутилась. Но Коллингейм был слишком далек от политики и старался не забивать голову ненужной информацией, поэтому пропустил ее мимо ушей, глаз и прочих органов чувств.

Карьерный скачок вчерашнего кадэшника произошел меньше месяца назад. Прежний начбез уволился (или его уволили, нужно узнать, кстати, у старожилов), Рэттла подняли. Не исключено, что среди охранников остались недовольные, но на сегодняшнем общем сборище Алекс не почувствовал негатива со стороны коллег. Боевой опыт и спокойная манера вести дела играли за него. Снимало ли это с него подозрения? Он импонировал детективу в большей степени, чем прочие игроки. Но личные симпатии – не вещдоки, на них дела не строятся.

Коллингейм погонял имя  Глена по архивам, потом пропустил его фотографию в паре с сенатором и Бруберри – вдруг какие-то давние мотивы. Но нет, совместных сочетаний до увольнения из десанта с Бруксом или Шузом не было. У Алекса вырисовывались вопросы к начбезу. Но материал пока не отлежался в голове. Для того, чтобы хорошенько всё обдумать, не хватало кофе. Или хотя бы просто воды. Главное - держать что-то в руках. Кружка детектива, вместе с личным хламом, вывезенным из Управления, так и лежала в аэрокаре. У Алекса сил не хватило дотащить коробку до дома в день увольнения. А потом началась вся эта круговерть, и вещи с предыдущего места работы даже до десятого плана по важности не доходили. Зато сейчас это был прекрасный повод выдернуть со стоянки аэрокар и проверить второй комм. Вдруг есть что-то от Тайни?