Естественно, банда не утруждала себя писаниной. Притихли, это да, но все равно шушукались. Скрипел мел: некоторые даты историк наскоро черкал на доске и места оставалось все меньше и меньше.

На парте за которой сидели Турка и Алик, нацарапали уже больше десяти вагонов, в некоторых были дебильно улыбающиеся человечки. Возле АЛИНА ШЛЮХА появилось «Историк — ушлепок», а надпись «Челбин чмо», трансформировалась в «Челбин, чмок)».

Банде не давала покоя губка, лежащая в жестяном коробе рядом с мелом. Они переглядывались, улыбались, подмигивали друг другу.

С короба для тряпки мерно капало на паркет: кап, кап. Шепот Плотникова, вот засмеялся Уфимцев. Тыкнул соседа, шепнул ему, и тот тоже заржал.

Кап. Кап.

Вскоре уже весь класс пытался успеть за преподавателем, одновременно борясь с приступами смеха. Историк видел, что в классе нарастает шум, и все быстрее и быстрее надиктовывал события, даты, уточнения.

Кап. Кап. Кап.

Водовозовы сидели на первой парте, зажимая ладонями рты. С покрасневшими лицами и слезами в уголках глаз. Доску сплошь покрывали колкие буквы и угловатые цифры.

— Что за шум? Я может, медленно диктую? Могу еще быстрее.

— Ну Андреееей Вииииикторович! — застонала Воскобойникова. — Это же просто нереально.

— Повторите еще про стачки, непонятно, — попросил Плотников. Конечно же, эту реплику сопровождал смех. Андрей Викторович глянул на небольшое пятно, собравшееся под доской из капель, окинул взглядом класс. Потом тронул губку пальцем — за этим движением многие следили, затаив дыхание.

— Ребята, кто мыл губку?

Тишина.

— Так. Кто сегодня дежурный?

По-прежнему нет ответа. Турка вспомнил, что на биологии убирать пришлось Алику — он и был сегодня дежурным.

— Слютина, кто сегодня дежурный?

— Алик, — ответила отличница, чуть поколебавшись.

— Богатьков? Ты чего молчишь, забыл?

— Да, я не сегодня, — попытался вяло отмазаться Алик. — Это я просто на биологии подмел.

— Так, — Андрей Викторович вновь бросил взгляд на пятно под доской, ноздри его слегка подрагивали. — У вас есть человек, отвечающий за дежурство?

— Да, — подняла руку Хазова. — Богатьков дежурный сегодня, по списку.

— Конечно! — потряс розовеющими щеками Алик. — Я и на прошлой неделе тоже дежурил!

— Так кто тебе виноват?

— Ребята, хватит. Мне сейчас важно знать, почему от губки странно пахнет. Кто-то может рассказать об этом?

— Нет, — гоготнул Шуля. Андраник, Кася, Плотников и Китарь прыснули.

— Ладно, ладно. Плотников, это твоего… причиндала дело?

— Чее-его? За кого вы меня принимаете, Андрей Викторович? Разве я мог бы себе такое позволить?

— Тогда попрошу тебя выполнить роль дежурного.

— Нет, что вы, пожалуй, откажусь от такой высокой чести.

— Шульга, может, ты хочешь?

— Что хочу?

— Помыть губку.

— Не, спасибо, — Шуля хрипло засмеялся, — это для чуханов.

Андрей Викторович поддел губку длинной деревянной линейкой, сверху придержал указкой и понес через проход. Ребята посмеивались, шарахаясь от истекающего вонючей жидкостью поролона, от которого обильно капало на паркет. Пронося губку мимо Шулиной парты, Андрей Викторович остановился и спросил:

— Что, очень смешно?

— Смешнее было бы запихать ее вам в рот, — ответил Шуля, а Андрей Викторович отпустил губку в свободное падение, отступив на шаг назад. Шуля среагировать не успел, мягкий ком плюхнулся на парту, брызнув в разные стороны каплями, которые попали в том числе и на Шулину одежду, и даже на щеки — во всяком случае, он резким движением провел ладонью по лицу. Глаза его тут же засверкали:

— Ты чего делаешь?! Я при чем тут вообще? Хоть бы разобрался!

Препод меж тем опять взял губку так, как будто она ролл, а указка и линейка — импровизированные палочки, и понес, вытянув руки, не обращая на краснеющего от ярости Шулю.

Когда он вышел в коридор, Шуля бросил:

— Козел конченный…

На парте остались брызги, благо, что вместо тетради у Шули был один грязноватый листок, на котором он до этого писал и на русском языке и на биологии. Поразмыслив немного, пацан пересел за соседнюю последнюю парту, тоже пустующую.

Все зашушукались, обсуждая произошедшее, Плотников заорал:

— Шулю зашкварили! Ха!

Шуля тут же крикнул:

— Я тебя самого зашкварю щас, олень.

— Давай! — выкрикнул Плотников. Шуля подхватил чей-то пенал и метнул в Плотникова, тот увернулся, гогоча. Схватил пенал Водовозова, принялся швырять линейки, ручки, а близнецы вдвоем пытались отобрать имущество у новичка. Тот отпихивал их, и в конце концов, один из братьев ударил его в плечо.

Плотников лишь усмехнулся, продолжая кричать, что Шуля теперь уже опущенный, и его надо в петушиный класс отправить. Виданное ли дело: брызги чужой мочи попали ему в лицо! Над губкой потрудились все, в том числе и сам Шуля, но разве это имеет значение?

Шуля в конце концов, не стерпел, и бросился на Плотникова, но тот сделав несколько боксерских выпадов, принялся носиться по классу, хихикая, задевая парты и стулья. Шуля залез ногами на парту, и побежал по ряду, прыгнул на Плотникова, тот успел увернуться и Шуля влетел в шкаф, впечатав дверцу вовнутрь.

Остальные разговаривали громче и громче, так что Турке хотелось схватить стул и разбить о голову Плотникова, но он продолжал сидеть, чувствуя, что если начнет драку, то контролировать себя не сможет.

— Что за шум? — историк вернулся в класс, Плотников как по мановению волшебной палочки, успел сесть на свое место, а Шуля слез с парты, оставив на ней грязные отпечатки подошв.

— Так, ничего, — ответил Плотников. — Долго сидели, разминаемся.

— Можете пойти в коридор поразминаться, я никого не держу.

— Ви ее руками мили? — перебил Андраник. — Там моча била!

— Андрей Викторович бросил на него взгляд. Поднял брови, но ничего не говоря, все так же, «палочками», положил губку, но не в короб, а на полочку.

— Не беспокойся, Асатрян, рамки личной гигиены соблюдены. Но если такое повторится, я на голову выжму ее лично тебе. Независимо от того, кто будет виноват. Заметано?

— Ага, попробуйте… — буркнул Андраник, пряча взгляд.

— Что ж, раз уж мы разобрались с этим, тогда продолжим. Времени не так много осталось.

Удивительно, но минуты до конца урока прошли в тишине. Иногда такие моменты бывали даже в самом несносном, шумном классе, и обычно их сопровождало выжидающее внимание учеников — перед очередным «приколом».