И все хотят получить долг от Крюка.

Крюк. Получил прозвище из-за необыкновенно длинного, причудливо изогнутого носа. Игрок. Покер, блэкджек, рулетка – все что угодно. Скачки и бега. Постоянно торчал на Хурнсгатан в лотерейном закутке. Но последние годы ему не везло, он задолжал направо и налево миллионы крон. Даже Никола знал человек восемь, которым он был должен. И именно он был в наибольшей безопасности. Никто не решался его проучить, потому что остальные спустят всех собак – у многих еще теплилась надежда, что Крюк начнет отдавать долги.

Никола с пацанами говорили:

– Неприкосновенен, как Крюк. Жизнь спокойнее, чем у Крюка, и придумать трудно.

Через час суд закончился. В ожидании решения Метим со своей командой вышел на улицу. Данни – во двор, через заднюю дверь за буфетом.

Исак остался один. Хамон и Никола так и стояли у стены.

– Подойдите, – сказал Исак.

Темные круги под глазами, как синяки. Только случайный солнечный зайчик из окна оживляет лицо.

– Слушали? Поняли?

Хамон разлепил пересохшие губы.

– Пытался понять, – сказал он по-шведски. – Думаю, они неправы.

– Кто?

– Ну… не они. Он. Тот, кто хрястнул его бутылкой.

– Может быть. С другой стороны, по какому праву те начали истреблять его семью? Дядя, тетя, двое детей и два уж вообще ни в чем не повинных заказчика в химчистке? Слава богу, все живы.

– Тоже неправы. Но ведь он чуть на расколол ему череп этой бутылкой. А ты, Никола? С югославской точки зрения?

Никола надеялся, что Исак не станет спрашивать.

Он попытался прочистить горло, но чуть не закашлялся. Издал булькающий звук.

– Я думаю… – Он опять кашлянул. – Думаю, и те и другие неправы.

– Это твоя точка зрения?

Никола сцепил руки за спиной, чтобы не дрожали.

– Думаю, да.

– Не надо думать, Никола. Надо знать. Если ты уверен в чем-то, никогда не отступай. Держись своего мнения.

Исак дружелюбно кивнул.

И не сказал больше ни слова. Погрузился в размышления.

Велел позвать обе стороны.

Молча расселись по стульям.

Никола и Хамон боялись не то чтобы что-то сказать – не решались даже шевельнуться, чтобы не мешать. Золотые часы на руке Исака сверкали как маленькое солнце. Поговаривали, что это Audemars Piguet Royal Oak Offshore, не меньше двух лимонов. А так – свитерок «Найк», спортивные брюки «Адидас» с тремя полосками. Чем мягче одежда, тем круче хозяин.

Наконец Исак поднял голову.

– Я принял решение.

Данни сверлил Исака глазами.

– Нам и так нелегко приходится в этом городе. Вы знаете, о чем я говорю. Этот их траханый проект «Гиппогриф»… свиньи то и дело останавливают наши машины, бесконечные налоговые инспекции чуть не в каждой нашей фирме, миграционное управление то и дело наезжает на наши семьи. Бесконечные проверки в наших кабаках. Это их стратегия – go for the money. Cледуй за деньгами. Так в свое время взяли Аль Капоне, вы все это прекрасно знаете. Бухгалтерское законодательство, налоговое законодательство, хренологовое законодательство, стукачи, информаторы… они не могут взять нас на чем-то серьезном и придираются по мелочам, как старые бабы. Но как бы там ни было, нам такой базар не нужен. Здесь не Мальмё. А вы ведете себя, как дебилы.

Исак слегка повернулся на стуле и посмотрел на Метима.

– Я говорю обоим. У нас есть правила, которые важнее всех снютов. Которые помогают нам выстоять. И твой кузен знает эти правила и знал их три недели назад. Потому что мы все знаем, как себя вести.

Николе показалось, что он начинает понимать логику Исака.

– И ты знаешь эти правила, и твои кузены знают. Это наша история. Политики и журналисты могут базарить сколько хотят, но мы должны соблюдать принципы. Ты знаешь, мы выжили благодаря верности нашим принципам. Тысячелетия. И вы, все остальные, тоже это знаете. Мы построили цивилизацию, которую Европа у нас открысятничала. И мне насрать с высокой колокольни, как вы себя называете: сирийцы, ассирийцы, армяне или халдеи. Помните только, что, пока европейцы бегали по лесам и колотили друг друга деревянными дубинками по черепам, мы создали математику. Пока они насиловали женщин и детей, мы развивали астрономию. И только благодаря нашим принципам мы еще существуем. Наша главная религия – не религия, а принципы.

Исак опять повернулся на стуле. Теперь он обращался ко всем.

– Мы уважаем женщин и детей. Это, считайте, одно из главных правил. Если кто-то сказал что-то про чью-то жену, дочь, мать, он нарушил правило. Правило! – повторил он с большой буквы. – И что это значит? В нашем случае это значит вот что: тот, кто взялся за бутылку, действовал правильно. Более того, это был его долг – вступиться за честь матери. А дальше было все, как было. А было так потому, что он оскорбил женщину. Оскорбил мать. Перешел границу. Вы поняли?

Никола понял.

– Мой приговор такой, – продолжил Исак. – Твой кузен, Метим, должен выплатить семье Данни компенсацию. Триста тысяч крон.

Все сидели, полуоткрыв рты от напряжения. Солнце ушло, и с ним убежали солнечные зайчики. Сразу стало неуютно и сумрачно. Лица казались серыми и болезненными.

В глубине души все знали, что Исак прав.

И опять – он сильно вспотел. Одна надежда – никто не заметит. Напряжение последних часов было почти невыносимым. Но каков Исак! Как он образцово разрулил эту историю!

Теперь ребята Данни ждут компенсации. Метим уже послал гонцов за деньгами. Один уже явился. Постучал в двери условным стуком: один длинный, четыре коротких. У Исака в руках пакет с кэшем. Ждет, когда соберется сумма, чтобы передать Данни.

Несколько минут, сказал Метим.

В дверь постучали.

Один раз, потом четыре коротких удара.

Исак кивнул Николе – иди открой.

И Метимовы гориллы, и парни Данни пользовались только этим сигналом.

Длинный, четыре коротких. Никола отодвинул засов.

И еле успел увернуться – дверь с грохотом отворилась. Он не успел их остановить. Даже если б успел – не смог бы. Два парня в балаклавах с автоматами. Никола даже не успел разглядеть, что за оружие.

Он бросился на пол и услышал, как Исак что-то крикнул.

Парни влетели в комнату. Он услышал стрельбу. Кто-то взвыл.

Выстрелы отдались в ушах неправдоподобным грохотом, будто обрушился дом.

Он поднял голову. Надо что-то делать.

Он вытащил из кобуры пистолет и встал.

Пахло порохом.

Никола вытянул руки с пистолетом перед собой. Руки напряжены до дрожи. Не только руки – все тело бьет дрожь.