Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Иду, конечно. – Захар кивнул. – Ты-то сам, господине, окажешь честь?
– Приду. – Иван улыбнулся. – И не один, с боярынею своею.
Сказать, что Захар Раскудряк после таких слов выпал в осадок, значит, ничего не сказать. Знал, конечно, Захар, что боярин у них чудной, да и все знали. Но не настолько же, чтоб супругу по чужим избам водить! Мужики – оно понятно, но бабы?!
– Хочешь, и ты свою супружницу приводи, – ухмыльнулся Раничев. – Чего ей в праздник-то дома сидеть? Чай, успеет еще, насидится.
– Не знаю. – Раскудряк покачал головой. – Навряд ли она и пойдет. Чего ей среди мужиков-то делать?
– А мы их за один стол и не посадим, – махнул рукой Иван. – Пусть своим углом гулеванят.
– Ну если так…
И все равно в глазах Захара таилось сомнение: жену с собой брать – больно уж радикально.
– Пойди-ка. – Лавочник подозвал Савву. – Отмеряй сукна аршин сколь надо да неси на усадьбу – девкам на сарафаны. Инда лето – новые пошить надобно.
Простившись, Раничев вышел на улицу. Вскочил в седло, посмотрел в синее весеннее небо, оглянувшись, подмигнул свите – в этот раз малым числом взял, всего-то троих, меньше нельзя, не поймут – боярин ведь. Иван посидел немного, подумал. Да махнул рукой – поехали. Тронулись в обратный путь неспешно. Проезжая мимо вспаханных нив, Раничев улыбался, глядя, как кланяются, здороваясь, крестьяне. Уже посеяли рожь да пшеницу, теперь, на яблоневое цветение, сеяли просо. Пора было садить и ячмень – можжевельник уже цвел по лесам, облетал светло-зеленоватой пылью. Что и говорить, весна в этом году выдалась ранняя.
– Бог в помощь, работнички! – приветствовал сеятелей Иван.
Те, на миг бросив работу, кланялись:
– Здрав будь, боярин-батюшка!
Еще б не кланяться, если б не Иван, так не пахали б, не сеяли – давно бы всех пограбили, поубивали, в татарский полон увели. Одна у них защита – Иване Петрович. Куда без него? Впрочем, как и ему без крестьян.
Трое девиц встретились на пути, с ведрами спускались к речке. Завидев боярина, остановились, поставили ведра, поклонились до самой землицы:
– Да хранит тя Господь, господине!
Раничев улыбнулся:
– И вас, и вас, дщери. Чьих будете-то?
– Захария Раскудряка дочки.
– Ого! И как же это я вас сразу-то не узнал? Не иначе, богатыми будете!
– Слова б твои, да Богу в уши, боярин-батюшка.
Еще раз поклонившись, девчонки пошли дальше. Славные такие – все трое темноглазые, со светлыми – в мать – волосами, заплетенными в длинные косы, перевитые атласными алыми лентами. На головах – перевязи вышитые, в ушах – серьги серебряные, поверх льняных рубах – сарафаны синие, простые, не с пуговицами, с завязками… Красивые девки. Крайняя, высокая, – старшая, Агафья, уж по осени, верно, отец замуж выдавать будет. Наверное, за Проньку, если тот родителям девы поглянется. С другого краю сестрица совсем молоденькая, младшая – мордашка румяная, лет двенадцать на вид, совсем дите. А вот посередине сестрица средняя, Аглая, приказчикова зазнобушка…
Иван обернулся в седле: оба-на! Вон и приказчик с сукном под мышкой. Остановился, видать, завел беседу. Ага… Ну-ка, ну-ка… Сестры – старшая и младшая – дальше, к реке пошли, а средняя. Аглая, осталася! Вот оно как! Интересно…
– Напротив рощицы подождете меня, – приказал свите Иван. – Скачите.
Всадники унеслись, подняв пыль, а Раничев, спешившись, быстро завел коня в кусты, привязал, погладил по шее – жди, мол – да за кусточками-то и подобрался к влюбленным, если, конечно, можно было их так называть. Спрятался в малиннике, затаился. Сюда, на усыпанный желтыми цветками луг, и подались оба – Аглая и Савва. Уселись рядком на траву, как раз за малинником, вытянули ноги…
– Ну? – Девушка начала беседу первой. – Чего звал?
– Сказать… – Савва опустил голову и, вдруг резко вскинув, вскричал: – Скажи, Аглаюшка, люб я тебе?
Девушка ничего не ответила, но, видать, улыбнулась – поскольку лицо парня тоже озарилось улыбкой – это-то Иван хорошо видел.
– Люб, вижу… И ты мне люба… Скажи, отдаст ли за меня тятенька твой?
О! Раничев одобрительно кивнул – сразу быка за рога! Вот это по-нашему, по-бразильски! Молодец юноша, не теряется. Интересно, что ему ответят?
А ответила девчонка уклончиво:
– Тятенька тебя хвалит… Жарко как! Словно лето.
– Хочешь, подую на тебя?
– Подуй…
Раздув щеки, Савва принялся что есть мочи дуть на Аглаю – та смеялась:
– Щекотно!
– А ты закрой-ка глаза.
Опа! Едва девушка послушно смежила веки, как юный приказчик, оглянувшись, быстро поцеловал ее в губы. Аглая дернулась было… но так, для вида, а вот, когда рука Саввы полезла под сарафан, парень тут же огреб шлепок. Не очень сильный, но вполне понятный, видать, блюла себя девка. Поднялась, оправила одежку:
– Пора мне, Савушка. Сестры, небось, ждут.
Савва тоже вскочил, схватил девчонку за талию:
– Вечерочком сегодня встретимся?
– Знамо дело, на дворе-то.
– Да я не про двор, – вздохнул юноша. – Давай – за околицей, у старого дуба, а?
– У старого дуба? Давай, что с тобой делать…
Простились. Приказчик, с кипой сукна под мышкою, быстро зашагал в Чернохватово, а Аглая, подхватив ведра, отправилась к реке. По пути ее и догнал Раничев:
– Савватий-приказчик тут не пробегал ли?
– Пробегал. – Девчонка поставила ведра. – К нам на усадьбу сукно понес. А… А зачем он тебе нужен, боярин-батюшка?
– Так… Ты, дева, как думаешь, достоин Савватий хорошую деньгу заимети?
– Деньгу? – Аглая явно обрадовалась. – Конечно, достоин! Он, Савватий-то, ведь не дурак… Ой. А чего ему делать-то придется?
– В дальнюю сторонушку съездить, – прямо ответил Иван. – Не одному, с отрядцем, толмачом – он ведь немецкую речь ведает.
– Это верно, ведает. А не опасно ли ехать?
– Да не очень. Зато покровительство мое обретет да к тому ж – заработает. – Раничев улыбнулся. – Правда, не очень-то он пока хочет куда-то там ехать, видать, зазнобушка держит. Того ведь не понимает парень – разве ж какой отец дщерь свою за голь-шмоль отдаст? Ну да ладно, задержал тебя. Прощевай, дева!
Аглая закусила губу и, на прощание поклонившись боярину, молча взяла ведра. Иван, посмотрев ей вслед, ухмыльнулся: ага, задумалась! А чего тут думать – коль любят друг друга, нет у них с Саввой другого выхода. Девчонка умна, вечером живо настропалит своего парня.
Раничев не ошибся. Юный приказчик появился на просторном дворе его усадьбы буквально на следующий же день с утра. Правда, сам-то Иван рано на улице не показывался – отдыхая после вчерашнего веселья. Таки ходили ведь в гости к Никодиму Рыбе!