— Конечно, как скажешь. Ты только не нервничай, хорошо? Сможешь идти сама или мне взять тебя на руки?

— Сама, я сама, Паш, только давай уедем.

Они вышли в опустевший зал, где Павел переглянулся с охранниками, и Варягины без лишних слов покинули ресторан. Уже садясь в машину Павел прикрыл глаза и подумал, что никто не мог предугадать, что праздничный день закончится именно так…

Глава 13

Настя села на стул и тихо прошептала:

— Какое счастье, что с тобой всё в порядке.

— У неудачников тоже есть ангелы-хранители, только у них крылья из задницы растут. — Марго откинулась на подушку и искоса глянула на широко улыбающуюся племянницу. — И чему это ты так радуешься, а?

— Тому, что ты ругаться начала. — Настя чуть склонилась и прижалась щекой к прохладной ладони любимой тёти. — Мне за эту ночь столько дурных мыслей в голову пришло, что я прям не знала, с какой глупости день начать, пока дядюшка не позвонил.

— Да, это я вчера, конечно, дала стране угля. Мелкого, но много. Братья где?

— С врачами общаются, сейчас будут.

Не успела Настя произнести фразу, как дверь в палату отворилась и показались Дамир и Рашид. Они подошли к постели и замерли, внимательно рассматривая сестру.

— Ну? Чего уставились? Вот так всю жизнь, Настюш, станут молча как двое из ларца одинаковы с лица и молча глазками буравят. А между тем, доктора, у меня высокочастотное мандраже и рёбра по периметру ломает.

— Если ты ещё раз своей головой ступеньку какую найдёшь, я лично тебя укокошу! — спокойно проговорил Рашид, облокотившись на спинку кровати.

Марго подняла брови, удивлённо похлопала ресницами и повернула голову к племяннице:

— Только что была произнесена самая длинная фраза, сказанная моим братцем лично для меня!

— А я помогу! Так в нос получишь, что никакой перекиси не хватит! — дополнил брата Дамир.

— Темнота! — с улыбкой протянула Маргарита и поправила простыню на коленях. — Я ж в больнице, а тут с перекисью водорода любое кровавое месиво можно превратить в пенную вечеринку.

Кайтуковы одновременно вздохнули и замолчали, с нежностью глядя на младшую сестру.

— Родителям скажете, что всё уже позади, просто обморок — душно в зале было, Ларину и Пашку успокоить — я плохо на каблуках хожу. — Марго тут же начала командовать по своему обыкновению. — Адмиру, конечно, придётся сказать правду, но тоже без страшилок.

— Адмир уже был сегодня, поговорил с врачами, взял документы и успел подать заявление о причинении тебе телесных повреждений. А твой сотряс относится к средней степени тяжести. Так что ты у нас нынче жертва, — пожал плечами Дамир.

— А эта придурошная где?

— Пока в психо-неврологии закрыли, до острого психоза ты бабу довела. — Рашид усмехнулся и перебил сестру: — С Ларой всё хорошо, мы с Павлом говорили. Ты ложись, отдохни. Мы за Настей приглядим.

— А чего за ней приглядывать? — Марго прикрыла глаза и чуть заметно поморщилась — несмотря на её браваду, голова болела и немного кружилась. — Она у нас девочка взрослая, да, Асият? Сама может о себе позаботиться. А через неделю я дома буду.

— Марго, ты же врач! Какая неделя, женщина?

— Вот он мужской шовинизм, Настя! Же-е-енщина! Первая женщина, если вы помните историю создания мира, была создана из материала заказчика. Какие могут быть претензии ко мне? — Маргарита уставилась на усмехающихся братьев. — Вот так лучше, а то разошлись мне тут. Ладно, ребята, всем огромный привет, я устала. И нечего сюда делегациями ходить — я живая, меня не так-то просто укокошить, Рашид.

Марго обессиленно закрыла глаза, Настя опустила её ладошку на простыню и вместе с дядями вышла из палаты, обернувшись в дверях и глубоко вздохнув. Какое счастье, что всё обошлось только сотрясением мозга. Главное, что она жива!

***

Настя сидела за огромным столом и следила за бабушкой, которая металась по кухне, периодически смаргивая слёзы.

— Бабуль, но всё же обошлось. И врачи, и Марго сказали, что это был обычный обморок. День был жаркий, вот она и…

— Асият, девочка, твоя бабушка тоже врач. Пусть я лечила малышей, но отличить обморок от потери сознания при сотрясении мозга я ещё в состоянии. — Она подсела к столу и уставилась куда-то в стену. — Башир всегда баловал девочек. Он говорил, что мальчики должны вырасти воинами, они сильные и смогут перенести лишения, что выпадут на их долю. А что ждёт девочек — не знает никто. Поэтому им позволялось многое, но в пределах разумного, конечно. Маргарита всегда была в тени своей красавицы-сестры. Я не слепая, я замечала, что она ревновала Бэллу. Когда старшие мальчики уехали в Академию, Бэлле исполнилось четырнадцать, она была такой смешной, длинноногой, любопытной. Маргарита в свои двенадцать была намного строже и серьёзней старшей сестры. А потом как-то сразу Бэлла из гадкого утёнка превратилась не просто в лебедя, а в королеву. У неё даже походка изменилась. Она стала молчаливой, спокойной. Нам так казалось, а на самом деле под этой маской величавого спокойствия бурлили такие страсти, что нам и не снились.

Бабушка встала и замерла, облокотившись рукой на стол и всё так же глядя куда-то. Потом грустно усмехнулась и начала готовить чашки, блюдца, вытащила из холодильника сыр и вдруг выпалила:

— В тот день, когда мы узнали, что Бэлла сбежала и бросила семью… тогда я в первый и последний раз накричала на мужа. Я считала, что это он был виноват, что он разбаловал девочек своим отношением, что позволял им то, чего в других семьях позволено не было. Я переложила на него свою вину, а ведь я мать, я должна была вмешаться, а я попросту самоустранилась и будто со стороны наблюдала за детьми, за их поведением… За что и поплатилась. Я тогда потеряла не только старшую дочь, я едва не лишилась младшей. Конечно, нам казалось, что мы делаем всё, что можно было, но оказалось, что мы не жили жизнью младшей дочери, мы только присутствовали на обочине, погрузившись в тоску по пропавшей Бэлле. И Маргарита всё сделала по-своему, просто поставив нас в известность об уже свершившемся факте. Осман, её первый муж, был хорошим парнем, но ей нужен был совсем другой мужчина. Тот, который будет её не просто любить, но иногда и выводить из себя. Она живёт так, как будто качается на качелях — то вниз на дно, то вверх к солнцу. И Афанасий был таким — немного растерянным, плохо приспособленным к быту, но