Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она неловко умолкла.
— Прости! — покаялась вдруг начальница. — Чушь несу! Тебя, дурочку, жалко.
— Ой, вот только не надо!
— Не буду, не буду…
Тетя Женя умолкла, искательно глядя на меня.
Несколько минут мы молчали.
— Может, чаю? — предложила я.
— Да нет, не хочу. Слышь, Ирка, к нам следователь приходил.
— Олег Витальевич?
— Он самый.
— Чего хотел?
— Спрашивал, до которого часа вы с Лешкой тогда гуляли.
— Ну?
— Лешка сказал, до начала второго.
— Правильно.
— Он еще спрашивал…
Тетя Женя умолкла, разглядывая меня исподлобья.
— Ну?
— Спрашивал, не возвращались ли вы назад?
— В каком смысле? — не поняла я.
— Ну, не потеряла ли ты что-то…
Я подавилась.
— Лешка сказал, что он понятия не имеет про тебя. Сам он не возвращался.
— Джентльмен! — похвалила я.
— А ты чего хотела?! — немедленно взвилась моя несостоявшаяся свекровь. — Что он еще мог сказать?!
— Да нет, все правильно, — успокоила я гостью. — Правильно сказал.
— Он возле тебя всю ночь не сидел!
— Да.
— Вот вышла бы замуж, тогда он мог бы…
— Я без претензий, — оборвала я затянувшийся монолог гостьи. — Правильно все сказал. Кстати, ко мне этот Олег Витальевич тоже приходил. Так что пусть Лешка отвечает за себя. А за себя я как-нибудь сама отвечу.
— Ладно.
И тетя Женя резко встала с дивана.
— Трудный у тебя характер, Ирка, — сказала она на пороге.
— Вы это уже говорили.
— А ты не поняла.
— Я поняла.
— Ничего ты не поняла, — повторила тетя Женя и, не прощаясь, вышла из квартиры.
Я закрыла за ней дверь и немного постояла в раздумье.
Мысли крутились в голове неприятным осиным роем. Что со всеми нами будет? Со мной, с папочкой, с Юлей…
Я вздохнула. Лучше не думать. Сходить что ли за хлебом, пока светло и людей вокруг много?
Нацепила босоножки, прихватила из кухни полиэтиленовый пакет и отправилась в магазин.
Магазин находился в двух кварталах от нашего дома. Есть магазины ближе, но я люблю «Рябинку». Там не бывает левых продуктов, очень чисто, а покупателей обслуживают вежливые милые продавщицы.
В это время суток в магазине всегда малолюдно. Я поздоровалась с несколькими продавщицами, которые уже знали меня в лицо, и подошла к нужному отделу. Передо мной стоял только один покупатель: худенький светловолосый юноша с огромной спортивной сумкой через плечо.
— Половинку формового, пожалуйста, — попросил он. И тут же углубился в раскрытую книгу, которую держал в руках.
— Пять семьдесят, — ответила продавщица, возвращаясь назад.
— Что? — не понял юноша. — А, ну да…
Он порылся в кармане, вытащил мелочь и протянул ладонь с деньгами продавщице.
— Если вас не затруднит…
— Не затруднит, — ответила та и ловко отсчитала деньги.
— Спасибо, — механически поблагодарил юноша и двинулся к выходу. По-прежнему, не отрывая глаз от книги.
— Молодой человек!
Он с недоумением оглянулся через плечо, и я увидела веснушчатое лицо с удивительно белой кожей и ярко-голубые глаза за стеклами очков.
— Вы хлеб забыли, — напомнила продавщица.
— Ой!
Молодой человек смутился, вернулся к прилавку и забрал покупку.
— Спасибо, — повторил он.
— Не за что.
Мы обе проводили его взглядом.
— Странный такой, — поделилась со мной продавщица. — Вечно что-нибудь забывает. То сдачу, то покупку. А вчера оставил пакете лекарствами. И вечно с книжкой. Студент, наверное.
— Формовой, пожалуйста, — ответила я с улыбкой. Действительно, странный юноша. Рассеянный с улицы Бассейной.
Я расплатилась, сунула хлеб в пакет и вышла на улицу.
Рассеянный юноша шел впереди меня. Он спотыкался на ходу, наверное, именно поэтому опережал меня совсем немного. Шагов на десять.
Я догнала его и тоже замедлила шаг. Держалась позади и неторопливо разглядывала парня.
Славная у него мордочка. Страдает, наверное, из-за своих веснушек. Странно, что волосы у него не рыжие. Зато кожа очень белая. Говорят, такой тип кожи склонен к неровной пигментации: ко всяким веснушкам, родинкам… Одет обыкновенно: джинсовая курточка, недорогие джинсы, белая майка без всякой надписи. Индийская, наверное. Такие продают по три штуки за сто пятьдесят рублей. Да, возможно, что парень студент. Сейчас редко можно увидеть молодого человека с раскрытой книжкой в руках. Да еще такого, который в эту книжку чуть ли не носом уткнулся. Вон как идет, под ноги совершенно не смотрит. Во все лужи вляпался, в какие только можно было. Интересно, он каждый день джинсы стирает или нет?
Мы шли по узкой асфальтовой тропинке, проложенной через маленький сквер. Асфальт был очень старый, изломанный до такой степени, что после каждого дождя в выбоинах образовывались долго не засыхающие лужи. И скверик превращался в филиал какого-то безымянного болота.
Вот и сейчас узкая колея дорожки то и дело нарушалась водной гладью. И все бы ничего, только непосвященный человек не знал, какой глубины эти небольшие озера. Большей частью они мелководные, но есть одна такая коварная лужа, в которую можно провалиться по колено. И молодой человек, уткнувшийся в книжку, неумолимо приближался к ней.
Я сочла своим долгом вмешаться:
— Послушайте!
Он вздрогнул от неожиданности и обернулся ко мне. Но при этом движения вперед не остановил.
— Вы под ноги-то смотрите, — начала я.
— Что?
— Говорю, под ноги смотрите! Стойте!
— Не понял, — ответил юноша и с размаху вписался в злорадно раскинувшуюся лужу.
Провалился в нее и замер. Остановилась и я.
— Теперь поняли? — спросила я, сдерживая смех. Нехорошо смеяться над чужой бедой, но у него на веснушчатой мордочке застыло такое обиженное выражение, что сдержаться было очень трудно.
— Теперь понял, — ответил юноша.
Он вытащил одну ногу и внимательно осмотрел ее. С кроссовок текли небольшие грязные ручейки. Тогда он вытащил вторую ногу и осмотрел се. Не знаю, на что он надеялся, но результат осмотра был абсолютно таким же.