Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ободряющая речь, – сказала Блажка. – Но у Ублюдков уже есть опыт со странными полукровками, которые появляются откуда ни возьмись. И у которых тоже язык подвешен. И тех, кто помыкают своими приспешниками, делая вид, что они в опасности, тогда как это просто такая манера вершить свои дела. Ваша история ничего не меняет.
– Тогда делайте, что должны, – сказала Аламра. Медленным, грациозным движением она обошла стоявшую в защитной позе Дачу и опустилась на колени. – Я не служу тому, кого вы назвали. А если бы служила, то не боялась бы джинна в образе дибы. А я боюсь. Поэтому я умру здесь, сразу и быстро, и, поскольку вы не примете меня, свободной от чьих угодно приказов.
Дача тяжело сглотнула комок в горле и опустилась на колени рядом с ней.
Лицо трикратки было скрыто за волосами, но и она преклонилась на пыльную землю.
– Довольно этого дерьма, – сказала Блажка. – Поднимайтесь все, нахрен.
Никто не двинулся с места.
– Я сказала, поднимайтесь, нахрен, соплячки! Глухие, жердины, со шрамами – это не значит, что я должна повторять! Встать!
Дача поняла первой и вскочила. На распухших губах у нее расцветала улыбка. Инкус поднялась следом, спружинив слева от полуорка. Затем наконец – Аламра, все так же глядя в землю.
Блажка подманила Петро и Абрила.
– Устройте их в казарме для сопляков.
– Да, вождь. – Петро дал женщинам знак идти за ним.
Абрил выбежал перед Инкус, чтобы пойти спиной вперед.
– Повезло тебе, что не слышишь. Большинство ребят храпят. Я Абрил. Помогу тебе занять нижнюю полку. Или, может, верхнюю, если над Уйдалом. Он храпит громче всех. В таком случае даже если ты сломаешь койку и упадешь, то раздавишь его, и нам всем станет легче спать… как только уснем после падения…
Блажка ухватила Аламру за руку, когда та проходила мимо, притянула к себе и прошипела:
– Поймаю тебя, если будешь трахаться с парнями за услуги или послабления, – вернешься в пустоши, и неважно, будут там демоны-псы или нет. Поняла?
– Поняла.
– Надо отвечать: «Да, вождь».
– Да, вождь.
Отпустив ее, Блажка подавила нарастающий кашель.
Мед встал рядом.
– Я на минуту подумал, ты всех троих убьешь. Крутой прием, вождь.
– Никакой не прием. Я бы и убила, но…
– Нутро подсказало, что не надо.
Блажка кивнула.
– Они либо говорят правду, либо чертовски хорошо фиглярят. Надо, наверное, попросить Лодыря оценить их выступление.
– А ему ты уже, значит, доверяешь?
Он попытался это скрыть, но Блажка уловила в его голосе упрек. Это заставило ее задуматься.
– Доверю ли я ему свою жизнь? Нет. Этого достойны только посвященные братья. Но я не думаю, что он желает нам зла. Он не появился с набухшим стручком на наше копыто. Думаю, такое будет вызывать у меня подозрения до самой смерти.
Мед медленно кивнул, соглашаясь. По тому, как его взгляд дрогнул и сжался рот, было видно: он что-то замалчивает.
– Что?
– Ну… – Мед провел рукой по своему эльфийскому гребню. – Он появился с набухшим стручком не на копыто.
Блажка пожалела, что подстегнула его, и заставила его пожалеть, что подстегнула, одним своим взглядом.
– У меня опять непреодолимое желание всадить в кого-нибудь стрелу.
Мед начал пятиться в сторону.
– Пойду-ка лучше соберу ребят.
– Что-то ты очень умный стал, нахрен.
Ублюдки собрались в заброшенной лавке бондаря – там же, где когда-то проголосовали за то, чтобы сделать Блажку вождем. С тех пор это место стало у них новым залом собраний. Мед сидел за старым бондарским верстаком, Хорек с Облезлым Змеем – по бокам от него. Дуболом взгромоздил свое грузное тело на стопку досок за ними. Колпак стоял на своем обычном месте, прислонившись к стене возле недоколоченных гробов. Никто не говорил ни слова. Не было больше той привычной веселости и подколов, с которых собрания копыта начинались даже в самые трудные времена.
Блажка обычно проводила их стоя, но сейчас позволила себе перенести тяжесть прошлой ночи и этого дня на край старой бочки и, пробежав рукой по туго заплетенным локонам, развязать кожаный ремешок, что удерживал их вместе. Затем раздраженно стряхнула с волос пыль и посмотрела на Дуболома.
– Как свинья?
Дуболом вытащил из своего деревянного сиденья торчащий гвоздь и поднял перед собой.
Блажка ухмыльнулась.
– Сильно. Молодец. Надеюсь, она выкарабкается. Кто-нибудь помнит, как Щерба ее звал?
После непродолжительной паузы раздался тонкий голос Колпака:
– Сиротка.
Блажка увидела, как у Хорька просияли глаза и приподнялись уголки рта.
– Не надо, – отрезала она, как только он набрал воздуха, чтобы пошутить.
Хорек щелкнул зубами.
– Хорошо, – сказал Мед, протяжно выдохнув. – Теперь мы знаем, почему сейчас голодаем. Эти… гиены вычистили наш удел. Сначала перебили всю дичь, а сейчас перехватили нашу повозку.
– Ты же не считаешь так на самом деле, – сказал Облезлый Змей. – Ни одна стая не может вести себя так продуманно.
Змей пытался убедить в этом сам себя, искал другие объяснения. Но он видел то же, что видели остальные: тварей, от которых не оставалось трупов. Тварей, загнавших матерых ездоков в непроходимую местность, чтобы забить там, куда редко доходят патрули.
– Штукарь может.
Все уставились на Блажку. На ее лице, должно быть, застыла такая уверенность, что никто не решился ей возразить. И она действительно была уверена в своем мнении. Она просто чуяла этого пузатого тюрбана в открывшейся им чертовщине.
– Тогда, – медленно проговорил Мед, – это означает, что Шакал его не нашел.
– Или, наоборот, нашел, – добавил Колпак.
– Так… – вступил Хорек, – если Штукарь снова в Уделье, это значит, что Шакал…
– Я не знаю, – оборвала его Блажка, постаравшись, чтобы слова не прозвучали слишком резко, но ей не удалось. – Я знаю только, что первые месяцы мы как-то держались. Потом кончилось вино, деревья погрызли вредители, а теперь, когда мы ослабли от голода, появляются хихикающие демоны, и от всего этого несет жирным тирканианским тюрбаном!
И подскочив, Блажка пнула бочку, стоявшую позади нее, и пробила клепку.
Наступила тишина. Затем Мед прочистил горло.
– Нам нужно сообщить в Шквал бивней.
Блажка об этом уже подумала.
– Я пошлю птицу.
– Мы уверены, что она долетит? Если Штукарь пытается нас отрезать, он не пропустит…