из-за отсутствия растительности на лице, был опытным и знающим проводником, купцы под охраной его людей чувствовали себя в безопасности. И еще — кого-нибудь Али в свой караван не брал, только уважаемые торговцы с хорошей репутацией или надежными рекомендациями. Поэтому к нему все относились с должным почтением. Долгий путь подходил к концу, караван готовился уже подойти к месту ночевки, когда пыль в отдалении указала, что сюда движется конный отряд. Это были туркмены. Четыре десятка воинов, одетых в драные халаты, с копьями и древними ружьями, карамультуками, как их тут называли. Эти фитильные примитивы, тем не менее, были опасным оружием в умелых руках. Но еще больше было в отряде лучников — примерно половина. Единственным человеком, одетым в более-менее приличные доспехи, оказался их предводитель. И то, оружие его было так себе. Простенькая сабля в видавших виды ножнах, кривой кинжал, да тот же неизменный образец ручного боя за спиной. Я заметил, как поморщился караванщик Али, как быстро охрана перестроилась в боевой порядок, а купцы стали напряженно всматриваться в приближающийся отряд. «Догумли» — услышал я. Интересно, кто назвал этих воинов безбашенными, примерно так я понимал это слово. Скорее всего, нам навстречу попался отряд не признающих власть и авторитетов разбойников. Вот только рискнут ли они напасть? Да и охраны каравана оружие лучше будет. Куда как лучше. Бек, командовавший охраной, выехал навстречу приближающемуся отряду. Они о чем-то поговорили. Потом я увидел, как караванщик махнул рукой, подъехавшим джигитам вынесли несколько мешков, думаю, что с рисом. Уже на привале я узнал, что это был отряд джигитов, набранных в предгорьях беком Музаралли, который шел на соединение с войсками текинцев, которые готовились дать бой Белому генералу. Ну что же, имя Скобелева тут уже хорошо всем известно. Такие отряды мы уже не раз и не два встречали в дороге. Только этот состоял из столь бедных оборванцев, что уважаемый Али сам выделил им еды, чтобы те могли продолжить свой путь. Пустыня… такое место, что помогать друг другу — необходимость, если ты, конечно, не встретил кровника. Интересная деталь, я помню точно, что в сказаниях и преданиях Востока банда или воинский отряд в своем составе имели сорок человек. На одном из привалов караванщик сказал, что это говорило о большом отряде. В пустыне колодцы не могут напоить сотни человек, а вот такой отряд был достаточно мобильным и мог рассчитывать, что любой источник воды не будет им вычерпан до дна. Вода — это жизнь. И я был в этом с уважаемым Али аль Магрибом совершенно согласен.

Как я попал в этот караван? В самом начале весны меня вызвали к начальству. Еще один поворот в моей бурной биографии. Был ли я удивлен вызову? Нет. Чему еще удивляться. Но человек, который меня призвал к себе, удивить меня все-таки сумел. Ожидал меня целый генерал-майор. Да не какой-нибудь, а легендарный Исмаил-Хан Нахичеванский, если же полностью правильно произносить его имя, то Исмаил Хан Эсхан Хан оглы Нахичеванский. Чем он легендарен? Один из самых известных воинов-мусульман на службе у русского императора. Он был отчаянно храбрым кавалеристом, участвовал во всех делах на Кавказе. В тоже время, наибольшая слава пришла к нему во время осадного сидения в Баязете. Он с горсткой храбрецов сумел пробиться в крепость, а когда Пацевич принял позорное решение сдаться, сумел воодушевить офицеров гарнизона, взял командование на себя (после того, как сам Пацевич был убит своими выстрелом в спину) и сумел дождаться помощи. Это в крепости, в которой не было запасов воды, продовольствия, потерявшей множество защитников. Тем не менее, Баязет выстоял. За это дело Исмаил Хан получил генеральские погоны[2]. Впрочем, вытянувшись перед легендарным кавалеристом, я мог только гадать, что от меня хочет столь высокое начальство. Нахичеванский перешел сразу к делу, как только мой начальник вышел из комнаты. Да, предстоял разговор наедине, вот тут и не знаешь, что найдешь, а что потеряешь.

— Максуд бек, все говорят, что как воин ты горяч, смел, храбр, настоящий джигит. Скажи, тебе можно поручить такое дело, в котором нужно будет рисковать жизнью и не терять голову?

Генерал имел право на такой вопрос. Моя горячность, как и чувство достоинства были общеизвестны. Из-за них я и пострадал. Я родился в семье русского генерала Алихана Гусейнова, мой отец и мать происходили из знатного дагестанского рода. Настолько влиятельного, что Шамиль не поленился взять меня в качестве заложника, так что детство я провел среди суровых горцев, сражавшихся с русскими. Но отношение ко мне было уважительным. Отец выкупил меня, потом учеба, сначала Тифлис, потом Петербург 2-е Константиновские военное училище, шефом которого был тогда великий князь, а теперь император Михаил Николаевич. Тогда я увидел его впервые, на торжественном построении, посвященном нашему выпуску. До сих пор помню песню, которую мы пели в Дмитров день, ну и что с того, что я мусульманин? На христианские службы я не ходил, а вот песня отчеканилась в голове, как молитва.

Братья! Все в одно моленье

Души русские сольем,

Ныне день поминовенья

Павших в поле боевом.

Но не вздохами печали

Память храбрых мы почтим:

На нетленные скрижали

Имена их начертим.

Вот каким правописаньем

Царь-отец нам повелел

Сохранять воспоминанья

Православных ратных дел!

Вот нетленные уроки!

Братья! Мы ль их не поймем?

К этим строкам новы строки

Мы не все ли принесем?

Братья! Все в одно моленье

Души русские сольем,

Ныне день поминовенья

Павших в поле боевом.

Эту песню мы пели на плацу в этот торжественный день. Не понимаете? Просто если твой брат — русский, значит и ты — русский, даже если ты дагестанец. Потом Сумской гусарский полк. В семьдесят первом вернулся на родину, в Дагестан, а уже через два года состоял офицером для особых поручений при великом князе Михаиле Николаевиче. После Хивинского похода, в которым был ранен, я оказался в Красноводске. И надо было мне так зацепиться с этим штабным хлыщом, у которого всего и было, что чудовищный апломб и высочайшее самомнение. Да, не сдержался, да, была дуэль, когда я ранил его, хорошо, что не убил. За эту дуэль меня разжаловали в рядовые с лишением всех орденов. Да! Если бы убил, кто знает, не миновать каторги. Но Аллах заступился, в последний миг отвел руку. Честь я защитил. И это единственное, что утешало меня в солдатские будни. А награды? А что награды? Есть голова на плечах, сабля в ножнах — будут и