Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Потом он увидел, как двое жандармов кладут тело Уилла на носилки. Мари-Жозе тоже вышла из машины. Она стояла позади него, с вытянутым, застывшим лицом, и глядела на серый «шевроле», на безжизненное тело.
Патрик медленно двинулся к ней.
Она медленно отступила.
Она хотела остаться одна. В одиночестве предаться своему бесслезному горю. Он бросился к ней, обнял, несмотря на сопротивление. Но папаша Вир схватил ее за руку и потащил к машине. Она безвольно подчинилась ему.
* * *
Патрик вернулся в Мен пешком. Он не испытывал никакого желания идти домой. Побрел к гаражу Антуана. Железная штора была поднята. В конторе, в глубине помещения, горел свет. Было три часа ночи. «Аварийка» стояла в гараже, у стеклянной стены каморки.
Он подошел к машине. Увидел в кузове под брезентом свой Premier и контрабас Маллера. Он вошел в контору. Антуан сидел за столом. Антуан Маллер поднял голову и спросил:
— Где ты был? Почему не пришел, как условились?
— Хорошо сыграли?
Антуан кивнул. Вид у него был озабоченный. Он добавил, что концерт прошел прекрасно, просто грандиозно. Руайян заменил Патрика на ударных, — правда, фурора не произвел. А Риделл рвал и метал из-за отсутствия Патрика.
— Говорят, сержант Каберра попал в аварию? — спросил вдруг Антуан.
Патрик Карьон не ответил. Он направился в уголок за пианино, где обычно спал Риделл. Но на раскладушке никого не было.
— Где Риделл? — спросил он.
Антуан Маллер ответил, что не знает, что оставил его возле островка Плакучих ив, что Риделл совсем съехал с катушек, что он стал законченным наркоманом, что с ним больше невозможно разговаривать. Риделлу кажется, будто вся планета ополчилась на негров, на искусство, на теневую сторону мира и на него самого. Риделл совсем утратил связь с действительностью. Порвал с реальной жизнью. Считает себя великомучеником. Твердит, что земля покинула землю. Что свобода покинула людей. Что Шакьямуни больше не омывает свою залатанную накидку в мутной воде великой реки. И наконец, Маллер сказал Патрику, что ему пришлось попросить Риделла найти себе другое жилье.
* * *
Уже светало, когда Патрик подошел к мосту. Теплый туман окутывал берега и причалы. Церковный колокол прозвонил к ранней мессе.
Патрик стоял над откосом. Его знобило. Он вновь надел свою красную шерстяную шапочку. Стараясь унять дрожь, он осторожно сунул руки в карманы новой куртки.
Он смотрел на клочья тумана, витавшие над Луарой.
Потом взглянул в сторону острова.
Мало-помалу он начал различать сквозь хмарь черное суденышко, уткнувшееся носом в берег.
Он ринулся в воду.
Перешел вброд рукав Луары. Вода доходила ему до пояса.
* * *
Мокрый по пояс, вышел он на берег острова. Пробрался сквозь заросли камыша к землянке, укрытой ивовыми ветвями его детства. Там он и обнаружил Риделла — вонючего, пропитого, заросшего щетиной. Франсуа-Мари спал. Возле него горела тонкая свеча в горлышке пустой бутылки из-под кока-колы. Это был один из «светильников», сделанных некогда руками Мари-Жозе. Патрик стал трясти друга за плечо.
Но ему никак не удавалось его разбудить. Он ощутил на своем лице кислую вонь перегара — так пахнет от заядлых пьянчуг. Присев рядом, он прошептал:
— Риделл, проснись, ты меня слышишь?
Риделл лежал в полузабытьи. Патрик попробовал привести его в чувство, сильно тряхнув за борта клетчатой куртки. Он повторил в полный голос:
— Ты меня слышишь? Ты знаешь, что Уилбер погиб?
Наконец Риделл разлепил веки и что-то невнятно буркнул. Потом, снова закрыв глаза, произнес более разборчиво:
— Мне в высшей степени наплевать, если этот мерзавец подох.
Но Патрик продолжал настаивать:
— Скажи, Риделл, ты меня слышишь?
Риделл с трудом приподнялся и сел. Все так же, не поднимая век, он торжественно объявил:
— Я больше ничего не слышу!
Риделл выговорил это медленно, раздельно, тщательно произнося каждый слог и по-прежнему с закрытыми глазами.
После чего стал рыться в кармане своей клетчатой куртки. Вытащил гасильник с тремя колпачками. Поднял веки, взглянул на Патрика, сощурился. Протянул индийский гасильник с колпачками, купленный на блошином рынке в Сент-Уане, к бутылке из-под кока-колы.
Затушил свечу, которую Мари-Жозе воткнула когда-то в бутылку.
С минуту посидел в раздумье.
Потом снова сунул руку в карман куртки, достал оттуда погнутую чайную ложку, крошечный, сложенный вдвое пакетик и шприц.
Патрик Карьон встал.
* * *
Он вновь пересек Луару, вошел в садик перед домом, открыл дверь в кухню. Госпожи Карьон в кухне не было. Тогда он поднялся в спальню родителей. Матери там не было. Он заглянул в ванную. Матери не было и тут. Он направился к комнате, куда она запретила ему входить.
У двери он с минуту поколебался. Он был весь мокрый. Но все же потянулся к дверной ручке.
Повернул желтоватый, в трещинах, шарик.
Вошел.
Госпожа Карьон в слезах набросилась на него с кулаками, норовя ударить в лицо.
— Что ты делаешь! — воскликнул Патрик, закрывая лицо руками. — Мать, какие тут у тебя тайны? Что я такого увидел? Ведь здесь ничего нет!
— Может, здесь ничего и нет! — повторила она. — Но это ничто принадлежит мне, только мне!
— Мама, у меня друг умер.
Но госпожа Карьон повернулась к нему спиной. Она была одета в желтый костюм. Больше он никогда не виделся с нею наедине. Только при отце. Больше они никогда не разговаривали друг с другом.
* * *
Сержанта Уилбера Хамфри Каберру не стали хоронить на французской территории. Его тело отправили на американскую военную базу Сарана, а оттуда на военно-транспортном самолете в Денвер, для погребения.
Лейтенант Уодд разрешил Патрику присутствовать при отправке тела Уилбера на аэродроме Сарана.
Было по-прежнему жарко и по-прежнему душно. Солнце то и дело проглядывало сквозь дождь. Первой на поле влетела, поднимая фонтаны воды, американская машина скорой помощи, следом за ней — два джипа. Этот маленький кортеж остановился перед винтовым грузовым самолетом. Из джипов вышел под ливень взвод сержанта Каберры — шестеро солдат в парадной форме. Они встали по стойке «смирно». Санитары вытащили body-bag[36]с телом сержанта У. Х. Каберры и грубо свалили его на ленту конвейера, уходящего в трюм самолета. Люди из взвода Каберры отсалютовали своему командиру.