Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Давай попробуем? А вдруг получится?
И Мордехай научился.
Как отмечал Браун в фильме «Джазмен из Гулага», «начальство считало, что Рознер оказывает положительное влияние на заключенных, они лучше работают».
В вопросе «наибольшего благоприятствования» администрация едва ли не манкировала лагерным режимом. Сотрудники УМВД, благоволившие Рознеру, приглашали его к себе домой. В оркестре могли работать вольнонаемные. Так в коллективе появилась молодая певица – бухгалтер лагуправления Антонина Васильевна Грачева. С Грачевой Эдди сошелся ближе, завязался роман.
По свидетельству Антонины Грачевой, Эдди поселили отдельно, в маленьком деревянном домике – бывшем лагерном изоляторе, который в свою очередь благополучно переехал в новое здание из кирпича. Привилегированному арестанту привезли пианино, смонтировали душевую и даже «дневального» прикомандировали, который и пайку приносил, и при уборке помогал.
И Эдди снова стал гастролировать. Только теперь его гастроли проходили на маршруте длиной в 640 километров – от Хабаровска до Советской Гавани. Всё чаще случались «корпоративные встречи»: то поиграть в клубе МВД попросят (ныне в этом здании работает Хабаровский драматический театр), то в ведомственном пионерском лагере имени Дзержинского (который стал чем-то вроде репетиционной базы) побудку сыграть. И регулярно на агитпункте.
У начальства и Рознера – разное понимание джаза. Но кто откажется послушать хороший слоу-фокс! Впрочем, как биг-бэнд можно превратить в полковой оркестр, так и любое танго, фокстрот и даже блюз при острой необходимости плавно превращается… в марш. Недаром тот же Гленн Миллер во время войны сделал маршевый вариант «Сент-Луис блюза». Эдди пишет аранжировки советских песен, в репертуаре ансамбля – обработки мелодий Шостаковича, Табачникова…
В 1949 году Эдди получил такую характеристику от начальства:
«3/к Рознер Адольф работает руководителем джаза в лаготделении № 3, к своим обязанностям относится добросовестно, имеет хорошие отзывы со стороны заключенных, имеет также благодарность от начальника лаг. пункта № 2. Поведение в быту и на работе хорошее. Нарушений режима не имеет. Административным взысканиям не подвергался. Мать его проживает в Бразилии. Жена и дочь – в г. Львове».
Эдди еще не знал, что его гражданская жена Рут уже давно не во Львове, а в кокчетавской ссылке, а дочь Эрика живет в Москве у старинной подруги семьи Турков-Каминских – Деборы Марковны Сантатур. Дебора Марковна приехала во Львов и забрала Эрику.
В 1949 году Рознер пошел на повышение: ему поручили руководить культурно-воспитательной бригадой на другом лагпункте. Это было четвертое отделение хабаровского УИТЛК, будущая исправительно-трудовая колония № 7. Зона находилась в черте Комсомольска-на-Амуре.
Здесь тоже занимались промышленным строительством, в котором участвовали репрессированные специалисты технического профиля, бывшие жители русских колоний в Маньчжурии и японские военнопленные.
По странному стечению обстоятельств Эдди до той поры ни разу не выступил в Комсомольске со своим хабаровским ансамблем, и местная администрация была рада его «трудоустроить». Теперь музыканты под управлением Рознера играли заключенным напутственные мелодии, провожая их по утрам на завод «Амурсталь». А вечерами случались выступления во Дворце культуры судостроительного завода.
Антонина Грачева в Комсомольск перебралась раньше. Она уже год жила здесь на улице Фурманова, у своей матери. От Рознера у Тони родился сын. Мальчику дали имя Владимир. Однако вскоре Грачевы покинут город.
Однажды Эдди навестила в лагере девушка Саша, юная дочь сотрудников УМВД, помогавших Рознеру в Хабаровске, принесла продукты и папиросы. Oh mein Gott, wie ist das möglich! – хотел было по-немецки воскликнуть Эдди, но осекся и наскоро перевел: «О боже, как возможно!»
Роль «культорга» – еще не гарантия свободы от каких-либо других работ. Пятнадцать лет спустя Рознер рассказывал певице Камилле Кудрявцевой, что в лагере ему приходилось работать и поваром, и парикмахером, и санитаром, и акушером.
Время шло, и до Эдди дошли слухи, что Рут в ссылке. Он обратился с ходатайством к секретарю Президиума Верховного Совета СССР А. Ф. Горкину:
«Вам пишет заключенный композитор, бывший заслуженный артист Белорусской ССР Рознер (А. И.), который по своей глупости и недопониманию стал преступником, получив наказание по статье 58-1 (А). Моя ошибка заключается в том, что в 1946 году я хотел уехать обратно в Польшу, где проживал до конца 1939 года – до прихода фашистских оккупантов. Под впечатлением статьи, напечатанной в газете “Известия” 18 августа 1946 г. под заголовком “Пошлость на эстраде”, я со вершил необдуманный поступок.
Сегодня, когда весь мир во главе с Советским Союзом борется за мир во всем мире, я написал большое музыкальное произведение – сюиту “За мир во всем мире”. От местного начальства я получил благодарность с занесением в личное дело. Я хочу работать, творить, бороться, быть в рядах борцов за подлинное советское искусство! Хочу навсегда остаться в Советском Союзе, как советский гражданин!.. Помилуйте меня, замените данную мне меру наказания высылкой к жене и ребенку! Это даст мне великое счастье работать, творить и от дать все свои силы для блага советского искусства в борьбе за мир, за свободу народов мира».
Рознера удостоили ответом, состоявшим из двух предложений: «Начальнику управления МВД г. Комсомольска-на-Амуре. Объявите заключенному А. Рознеру, что его ходатайство о помиловании отклонено».
На этом переписка с инстанциями не закончилась. Новое письмо Эдди отправил в Центральный Комитет партии. Он просил изменить меру пресечения. Ответ пришел в декабре 1950 года:
«Просим срочно сообщить заключенному А. Рознер, что его заявление от 20 июля 1950 года на имя секретаря ЦК ВКП(б) с ходатайством о замене ему ИТЛ ссылкой рассмотрено и оставлено без удовлетворения».
О боже, как возможно!
В 1951 году Эрике исполнилось десять лет. Первый маленький юбилей. Не имея никакой иной возможности поздравить дочь, Рознер посвятил ей колыбельную «Эринька» и сочинил танго «Рутка», адресованное Рут Каминской.
Заключенные видели, что музыкант, несмотря на безуспешные письма наверх, пользуется особым расположением администрации лагеря. И стали просить его о заступничестве. О готовности Рознера помочь свидетельствует заявление, которое Эдди написал на имя своего непосредственного начальника по 4-му лаготделению:
«Гражданин начальник, в отношении жалобы старшины нашего коллектива заключенных Степанова я позволю себе внести некоторую ясность. Этот маленький инцидент, насколько можно его на звать инцидентом, в котором Степанов совершенно не виноват, является лишь процессуальной болью тех издевательств и страданий, которые причиняет в крайне садистской форме старший надзиратель Козел. Я являюсь руководителем культурно-воспитательной бригады и, несмотря на то, что я на сегодняшний день заключенный, считаю своей обязанностью поставить Вас в известность о следующем: я нахожусь 24 часа в зоне, в обществе заключенных, и лучше меня их настроения
